Переучет - читать онлайн книгу. Автор: Эрленд Лу cтр.№ 7

* * *

Нина читает рецензию в «Университете», это безмерно оскорбительное и злое чтение, чтоб не сказать злобное. В прострации Нина не замечает, что юная пара, сидевшая рядом, встала и ушла.

Нину Фабер, очевидно, окружают очень плохие советчики… Выпуск в свет настолько слабой книги большая редкость, хотя, действительно, в классе издательских конфузов «Босфор» останется шедевром на все времена… Фабер довела свой всегда неровный поэтический дар до такого состояния, когда ее пора защищать от нее самой… Прикрываясь званием носителя и даже первооткрывателя восточного экзотизма, она очерняет исторический и реальный Стамбул, в котором ничего не поняла, даже прожив там, если верить каталогу, несколько лет. Вера автора в то, что кого-то могут заинтересовать ее в высшей степени банальные частные, цивилизаторские и заезженные ассоциации, кои посещают ее при виде соединившего Европу и Азию Босфорского моста, – вера эта не просто необъяснима, она оскорбительна для нас, интеллигенции в целом и каждого читателя в частности… «Босфор» заслужил казни слонами, как было принято в Константинополе в старые времена.

Несколько минут Нина вбирает в себя неприемлемую, абсурдную рецензию, боль такая, будто ей загнали иголки в половые органы. Она долго таращится на идиотское имя критика – Рогер Кюльпе. Против такого наезда она бессильна, понимает Нина. Слов не подобрать. Нина сидит в апатии и представляет себе свою жизнь в ближайшие годы. Вялое невнимание к «Босфору» означает отсутствие переводов, отсутствие платных выступлений, совсем мало денег на жизнь, затяжное «не пишется», гнев, презрение к себе, разрыв с друзьями, поскольку с ней сложно общаться, одиночество, изгнание из садового товарищества в наказание за проживание в домике зимой, это строжайше запрещено, но у нее нет другого жилья, и шансов устроить его тоже нет, а дальше она начнет пить, а вы как думали, докатится до говенного медицинского спирта для протирки поп перед уколами, ну а в конце концов ей, судя по всему, придется броситься с моста. Но прежде всего этого до нее дотянутся длинные руки правосудия. Территория университета наверняка нашпигована камерами видеонаблюдения, и Нине придется просидеть пару лет в тюрьме, вывязывая крючком кухонные прихватки. Она резко вскакивает, и в ярости, решительным шагом направляется в редакцию «Университета». Девушка-журналистка отвечает ей, что Рогера Кюльпе нет на месте. Вот как, сетует Нина, он так хорошо пишет, хотела оставить ему сувенир от читателя, просто бутылку вина, он ведь пьет вино? Да, журналистка думает, что, конечно, пьет. Не даст ли она Нине его адрес? Журналистка, улыбаясь, пишет на бумажке адрес, она рада помочь. «Росенборггатен, 2» – значится на бумажке. Нина горячо благодарит и снова спускается вниз, к Фредериккеплассен и длинному, безуглому входу в библиотеку, где тем временем машина «скорой помощи» припарковалась поближе к «Академкниге» и столпился народ, провожая взглядами носилки с Бьёрном Хансеном, он закрыт казенным одеялом весь, и тело, и лицо, но очертания угадываются, инфаркт, подумают студенты, думает Нина.

* * *

Нина пересекает Блиндервейен, доходит до здания факультета физики, заходит внутрь и останавливается, наблюдая за медленным, гипнотическим качанием маятника туда-сюда. Это точная копия маятника Фуко, построенного в 1851 году, читает Нина на табличке, а траектория движения маятника демонстрирует суточное вращение Земли. Нина вставляет в уши наушники, которые все время висели у нее на шее, и нажимает кнопку на мобильном телефоне, но вместо саксофона Гарбарека в уши врываются энергичные, похоже, балканские трубные звуки. К такому повороту Нина не готова. Музыка слишком громкая, она по-прежнему не соответствует времени суток и в целом бестактна в ситуации, когда Нина только что лишила человека жизни, не позвонить ли ей, кстати, в полицию, как положено делать благонамеренным гражданам в случае насилия со смертельным исходом? По суду за такие неприятности грозит сущая ерунда, это Нина из газет с годами выучила. Жизнь – непростое состояние, всякое случается, полиция и судьи знают это лучше других. Об убийстве тут и речи нет, даже на «по неосторожности» не потянет. В самом худшем случае оскорбление действием, которое по причине избыточного веса и слабого вестибулярного аппарата пострадавшего привело к злополучному и смертельному удару головой. Нина рассчитывает на разумный приговор. Возможно, в тюрьме она сможет писать, не думая о хлебе насущном. Здоровый сон, работа и трижды в день еда, за госсчет и в соответствии с принятыми на сегодня нормами здорового питания. Вполне себе хорошее времяпрепровождение. С другой стороны, тюремный срок – как клеймо, он испортит ее до сих пор незапятнанную биографию, переключит внимание с вещей сущностных на второстепенные. Многие ее тонкие, ломкие стихи предстанут в ином свете. Она писала хорошо, но была убийцей. Нет, с такой славой жить не хочется. Не ровен час, вовсе угодишь в компанию к хорошим писателям, мутным в человеческом плане, вроде Селина, Гамсуна и подобных. Нет, думает Нина, не стоит звонить силам правопорядка.

* * *

Потыкав в разные кнопки, Нина наконец возвращает на место Гарбарека и сразу успокаивается. Маятник качается, а Нина вспоминает, как лет пятнадцать назад продиралась сквозь роман Эко. Оставалось всего несколько страниц с раскруткой дьявольской интриги. Книга была не сказать плохая, но вымотала все кишки, да еще и страшно затянутая, и Нина не чаяла разделаться с ней. Последние страницы она дочитывала, борясь с бессонницей после крепкой гулянки, и к утру напрочь развязку забыла. Теперь перед неустанно качающимся маятником ей вспомнилось, с каким чувством освобождения она решила тогда – сил перечитывать у нее нет. Вот так она отыгралась. Извольте получить, господин Эко, а то он как сыр в масле катается, профессура, свобода, статус и уж так собой упоен и так хочет похвалиться многими знаниями, что в порядке выпендрежа начинает еще кропать один мировой бестселлер за другим. Нина ненавидит мировые бестселлеры, тех, кто их пишет, да и тех, кто их читает, в массе своей тоже.

Повинуясь минутному порыву, Нина перешагивает через оградительный канат и останавливает маятник. Сделать это не так трудно, как Нина думала. Она держит маятник строго вертикально и не дает ему шевелиться. Земля уже достаточно навращалась, сколько можно, думает Нина. Потом быстро пересекает холл и выходит в противоположную дверь на широкую лестницу под самую большую в Осло стену декоративного винограда, в эту пору еще красного. На горизонте виден фьорд. Нина идет по каменной дорожке вдоль огромного комплекса государственного телевидения, потом по улице Сюмсгате, минует заправку и оказывается у так называемого мигрантского магазина, где она под настроение покупает себе груши. Сегодня ей прежде всего хочется пить, странная жажда, почти как тяга, она купит колы при первой же возможности, хотя хочется ей пива, но она не пила ничего с градусом уже два года, не может же она развязать оттого только, что неосторожно толкнула Бьёрна Хансена, так и до беды недолго докатиться…

Нина стоит на пересечении Сюмсгате и Киркевейен, и вдруг прикатывается мячик для мини-гольфа. Она подхватывает его и прячет в карман, тут из-за заправки выбегает молодой человек с клюшкой для гольфа. Нина отлично знает, что местный гольф-клуб находится как раз позади заправки, но ей всегда было любопытно, что за народ там проводит время. Гольфист долго озирается и наконец спрашивает Нину, не прокатился ли тут мячик. Нина вынимает наушники из ушей.