Ночная певица - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Медведева cтр.№ 65

А песни получились действительно отвечающими времени — драматичными, серьезными, настоящими. Может, они даже будут кого-то раздражать, потому что не станут развлекаловкой. И о том, как "меня обокрали, гады", прошлой зимой, и о семидесятых, о временах, когда "мы были свободны, не понимая этого", как в другой песне поется, а в этой о том, что тогда казалось, "жизнь началась" и все было возможно, и о том, что лучше поехать на войну и красиво умереть в Очамчирах, чем жить в этой уголовно-гражданской Москве, так иногда кажется… Не будет в них этой псевдотрагедийности, когда певицы готовы кататься по сцене колбасой из-за… "свечечки-свечи", и бедную Россию поминать в них не будут молодые травести на фоне Кремля. Такие песни, они вдохновляют разве что на этот злой стишок:

Хочу орать по-русски о любви!

Как будто я детей своих убила!

Хочу вопить по-русски о тоске!

Как будто я портянки на доске

Стираю без кусочка мыла!

О счастии нечеловеческом

По-русски!

Вопить-визжать, прокуренно хрипеть!

Веревку требовать,

Грозиться застрелиться,

В припеве раз пятнадцать умереть!

Россия! Мать-Отец и Дух Святой!

К ее душе заё…. взывать!

Как онанист в припадке импотентном,

До крови ее имя изодрать.

Явленья все природы перечислив:

Рябину-василек-березу-клен!

Опавших листьев не забыть! Снежок почистив,

Все посвятить тем, кто, как я, улюблен!

Побольше мощи, Боб, на барабанах!

Слабо "Металлике" и "Депеш мод" — отстали!

Нам, русским, руки только развяжи

Мы свяжем! Чтоб лучше! громче! круче завизжали!

По всей стране — и за бугром чтоб знали:

Как жить по правде-матке! не по лжи!

(Киркоров, чуть доллáров одолжи…)

1993 г.

(Неподсудные жалости)

Я лежу в Москве…

Я лежу на двенадцатом этаже высотки Хорошев-ского шоссе, и за окнами этого бетонного корабля стоит вой. Завывания, переходящие в рев, и я реву тоже. "Гуд ивнинг, Мистер Героин…", не анархисты и фашисты взяли город, порядки новые. Мистер Героин — исполнитель желаний — пожилой, аристократичного лоска мужчина, неестественной худобы. С темными кругами под глазами. У него тонкие длинные пальцы и суставы увеличены. Седые ухоженные волосы по плечи. Он играет на арфе. И у него длинные синие ногти. "Здравствуйте, мистер Героин. Исполните, пожалуйста, маленькое желание. Верните Сереженьку… хотя бы на ночь. На несколько часов. Пожалуйста, мистер Героин". Ветер воет в заоконной пустоте. Я вою в кулак. С. воет на лестнице. "Не бойся. Я возьму тебя в Холмогоры! Помнишь, мы смотрели это хорошее советское кино про мальчика Сережу… Я возьму тебя, как и его взяли… Мы едем в Холмогоры! — радостно кричал он, обнимая обезьянку-игрушку… Обними меня, я возьму тебя и в Холмогоры, и в Париж… Мистер Героин, на часик отпустите… Мистер, факинг Героин! Куда вы опять послали его? Где он?" На улице шторм, ураган и вьюга! Или это только на двенадцатом этаже бетонного склепа, стоящего меж двух ветровых коридоров… может быть, этого не слышат на пятом этаже. И туда не пришел Мистер Героин. На четырнадцатый пришел — там валяются использованные "софт машин".

У каждого города своя музыка. Ортодоксальное звучание Парижа на саундтреке Ирмина Шмидта "Верди Прати Вальс". Правда, сейчас нужно будет добавить еще и "Карт де Сежур" и "Негресс Верт" — марокканско-алжирские мальчики, родившиеся, впрочем, уже во Франции. Лимита по-русски. А Москва? Какой у нее саунд? Красная площадь по виду это "стэйк тартар" — сырой фарш, много зеленых каперсов и сверху желток сырого яйца. Музыка для богатых — ГУЛАГ. В шестисотом "Мерседесе" они слушают про нары и парашу. Музыка для бедных — медитации без начал и концов. Музыка для снобов или выдающих себя за знатоков — Диаманда Галлас. Диаманда выходит на сцену дурацкого Театра эстрады — в этом уже сарказм и непонимание! — и буквально вспарывает себе брюхо, протягивает свои сиреневые кишки в зал (вряд ли его, зал-публику, видя). В кулуарах — "Какая техника!" — комментируют ее харакири.

"Я вам говорю, что мне надо с крылышками! — скандалит в магазине Жириновский. — Я лучше знаю, что надо женщине! Я за ними всю жизнь, считай, слежу…" Наконец, он дает продавщице в зубы и перелезает через прилавок. Хватает пакет гигиенических прокладок с крылышками, выдергивает из него сразу две и наклеивает их себе вместо погон на красный пиджак от Зайцева. "Как вас зовут, мне все равно — я вас люблю", — ремикс песни Пьехи в исполнении Пенкина несется по магазину. А Марат Гельман тем временем в маске Лужкова поет на эстраде ресторана "Алмаз" для солнцевской группировки голосом Кобзона:

Хочу быть сильным!

Хочу быть смелым!

Хочу позволить тебе нажить!

Стреляй направо! Стреляй налево!

Иди по трупам! Не дай прожить!

Откуда ни возьмись появившийся Бренер дает вы-стрел в воздух. Кулик на кабане тут же подвозит тележку с оружием, и собравшаяся в ресторане криминальная общественность молниеносно разбирает оружие и перестреливает друг друга.

Марат Гельман в маске Ю.М. Лужкова: "Все-таки я немало сделал для современного искусства, а вот это может бросить на меня тень!" Бренер машет руками: "Да нет! Не на тебя, а на Лужкова! Больше не будет денег памятники ставить!" Кулик: "И на месте Петра я наконец-то смогу поставить свою скульптуру "Плодородие"! (Скульптура представляет собой огромную металлическую конструкцию совокупляющихся быка и коровы. Половой орган быка сделан из метрового гидравлического насоса, выпускающего время от времени струю подкрашенной мелом воды.) Каждый желающий сможет "кончить" в корову. Я кнопочку специальную приделаю!" Бренер: "Моя акция "Семя", когда я дрочил в осушенный под храм бассейн "Москва", конечно, бледнеет по сравнению с "Плодородием", разве что на маковку выстроенного уже храма залезть…" Гельман: "И каждый желающий сможет стрельнуть в тебя. Ты назовешь акцию "Вечный Жид", а мы — "Возрождение православных традиций". Убьем двух зайцев!" Кулик: "Я как председатель "Партии животных"…" Гельман: "Ну, извини, извини. Не убьем, конечно, зайцев. Выебем!"

Как прилипчивые песенки-балбески попсы, так же прилипает и всеобщий стебальный стиль города.

Я иду по Москве. Я не иду, а будто совокупляюсь с Москвой. С ее жирной, скользкой, податливой плотью. "Чав-чав-чав" по щиколотку в нее. Мы все по весне будто во влагалище Матери-Москвы. Сейчас мы ее растормошим-оживим… Или она окончательно отдала себя Мистеру Героину? Увидевший однажды Бога, всегда будет хотеть еще, еще, еще… Боже мой, но тогда надо создать влекущее к себе еще сильнее божество! Музыка… Любовь… На все века, на все года… на все страны и города… Опиум.

Китаец лежит на боку с трубочкой опиума. Дым, дым белый, молочный, и из него выплывают маки. Вкусивший однажды слезу мака всю жизнь будет плакать. Духовное сильнее плотского? Да нет, надо совокупляться, делать любовь, ебаться, и тогда не будет времени на опиум… Опята. Искусственные опиаты. Чушь какая-то. На улице опять светло ночью — снег. Снег как животное. Будто кушает, поедает что-то. Хруп-хруп-хруп — кого-то.