Золотые ласточки Картье - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Лесина cтр.№ 44

Собственных детей у нее не было и, как выяснилось, быть не могло, чему, как Василина подозревала, отец был только рад. Следующие десять лет жизни Василины прошли в той же коммуналке, под аккомпанемент постоянных скандалов.

Мама, резко перейдя в категорию женщин с неустроенной личной жизнью, смиряться не желала. Она задалась целью если супруга не вернуть, то хотя бы максимально испортить ему новообретенное счастье, пустив в ход весь арсенал сподручных средств.

Любочка, отличавшаяся посконной прямотой, возмущалась.

Ссоры вспыхивали, шла война, и что кухня, что ванная комната, что сама огромная коммуналка служила плацдармом для ведения боев. И мыло, нечаянно утопленное в супе, было не самой крупной пакостью. Периодически Василинина мама, постепенно превращавшаяся в женщину чужую, недобрую, вспоминала о собственном подорванном родами здоровье и принималась умирать. Она вызывала «Скорую», супруга, не смевшего отказать в очередной просьбе – таки умирающим отказывать не принято, – Женечку и Василину… У супруга она просила прощения, умоляла не бросать деток, плакала, спешила их обнять, говоря, что, дескать, они сестры и должны друг друга любить.

Василина обещала.

Женечка тоже в слезы ударялась…

…нельзя сказать, чтобы у Василины вовсе не складывались отношения с сестрой. Правда была в том, что эту девочку, капризную, раздражительную и с дурной повадкой при малейших проблемах жаловаться, Василина лишь терпела. Сестра.

О терпении говорили и отец, и Любочка, к Василине относившаяся с нежностью. С сестрой надо дружить. А как дружить с той, которая постоянно требует то куклу Василинину, то кубики ее, только-только купленные, то и вовсе туфельки новые…

– У меня нету, – говорит она, капризно оттопыривая нижнюю губу. И в глазах, серых, выпуклых, блестят слезы. А папа тут же добавляет:

– Уступи. Ты старшая. В конце концов, Женечку не балуют…

Василину тоже не сильно баловали, не потому, что денег не было, и отец, и Любочка работали, причем она, выучившись на медсестру, умудрилась устроиться на хорошее место. Как бы там ни было, но вскоре по сложившейся традиции новые Василинины вещи быстро переходили к Женечке, которую надо было жалеть, хотя Василина совершенно не понимала, почему.

Женечка болеет? И в школу не ходит? И сидит одна, утешаясь от одиночества шоколадными Любочкиными конфетами, новой книгой, которую папа принес, пьет чай с малиновым вареньем и ноет, чтоб Василина домашку сделала.

А то ведь Женечка не понимает, ей плохо… И двойку поставят.

Василина делала, смирялась, терпела… старалась изо всех сил младшую сестру любить. Так и жили, пока однажды по дому не пронесся слух, что будто бы дом этот под снос попадает и квартиру будут расселять. Слух был верным, наделал немало шума, разом погасив все конфликты. И жильцы, в кои-то веки сплотившись, принялись выяснять, кому и какая жилплощадь полагается. Не то чтобы в этом имелся какой-то смысл, но всяко интересно.

Двушка. Однушка. И если да, то какой площади, какой планировки…

– Вот поглядите, обманут, – грозила постаревшая Валя кулаком, и старый тихий алкоголик, ее супруг, вздыхал, не смея перечить. – Ушлют на край города…

Услали.

Но на краю города оказалось не так и плохо. Во всяком случае, за собственную комнату, пусть небольшую, но личную, а не закуток, отгороженный простыней, Василина готова была терпеть все, что угодно. Еще бы от Женечки избавиться… Но соседи соседями и остались, все получили квартиры в одном доме, а Василина с Женечкой и на одной лестничной площадке.

– Вам хорошо, – сказала Женечка, заглянув в гости. – У вас комнаты две!

Им с мамой полагалась однокомнатная квартира, и это с точки зрения Женечки было несправедливо. Отец же, счастливый этаким внезапным разрешением жилищного вопроса, а еще тем, что к переезду родной завод одарил его талоном на диван, предложил:

– Живите с Василиной вместе. Все-таки сестры.

И зря Василина надеялась, что Женечка откажется.

В комнату ее влезли две кровати, стол у окна и шкаф, который Женечка немедленно заполнила своими вещами. Впрочем, своим она считала все, что находилось вокруг, а стоило Василине проявить недовольство, как принималась ныть:

– Хорошо тебе…

Василине тотчас становилось стыдно.

Хорошо… только как-то странно… ей покупают одежду, но блузки, юбки и платья, даже то, привезенное благодарной Любочкиной пациенткой из-за границы, носит Женечка. Книги первой читает она… и кровать выбрала ту, которая к окну поближе.

А убирать за двоих приходится Василине.

Женечка маленькая. И болеет… Наверное, Василине следовало бы одернуть сестрицу хотя бы раз, но она привыкла. Да и все одно, вдвоем в собственной комнате было просторней, чем четверым в коммуналке. Остальное – мелочи жизни. Притерпится.

Терпение иссякло, когда Василине исполнилось девятнадцать. Впрочем, важен был не возраст, но то, что она влюбилась, впервые в жизни, но всерьез и до конца своих дней.

Объектом ее любви стал молодой и, что главное, холостой преподаватель. Он был приятно серьезен, носил серые костюмы и забавно хмурился, стараясь выглядеть старше. Как ни странно, любовь эта не стала ни несчастной, ни безответной.

Года не прошло, как Василину пригласили на свидание.

Сначала одно, затем – другое… И зашел разговор о свадьбе, впрочем, не только о ней. Вдвоем с Тимуром они распланировали всю свою жизнь, включив в нее и Тимурову маму, весьма благоприятно настроенную к будущей невестке, и троих детей, которые обязательно появятся, а заодно уж и такие простые вещи, как квартира, дача и автомобиль, возможно, даже «Волга».

Все это будущее, простое и понятное, Василину успокаивало, но тем сильнее стало раздражать Женечку.

– Хорошо тебе, – сказала как-то сестрица, забравшись с ногами на кровать, что характерно – Василинину. – Ты скоро замуж выйдешь.

Следовало сказать, что Женечка уродилась чудо до чего хорошенькой. Тонкая, полупрозрачная какая-то, она гляделась созданием эфемерным, хрупким до невозможности. Светлые волосы, огромные, вполлица серые глаза, которые смотрели с упреком… но к упрекам и Женечкиным гримасам Василина привыкла. А потому лишь плечами пожала:

– Выйду. И ты выходи.

– За кого? – Женечка скорчила рожу. – У нас там одни… дебилы.

– Не говори так.

– Так дебилы и есть. Курят, пьют и матерятся…

В отличие от сестрицы, Женечка в институт не пошла, предпочла училище, собираясь стать швеей-портнихой. С учебой у нее не слишком-то ладилось, но по этому поводу Женечка не переживала.

– Возьми меня с собой, – заныла она, глядя снизу вверх. – Пожа-а-луйста…

– Мы с Тимуром встречаемся, чтобы подать заявление в ЗАГС.

– Ну и что? Я вам мешать не буду, просто погуляю… и вообще, может, у него друг имеется холостой…