Эпоха мертворожденных - читать онлайн книгу. Автор: Глеб Бобров cтр.№ 66

– Speak in English?

Я беспомощно взглянул на вновь повернувшегося к нам взводного. А – вдруг? Тот – скривился:

– Ни дую, вообще, ни разу… – и кинул в сторону бэтэра… – Денис! Иди сюда! Наш говорун по-английски ботает!

Дэн – не успел…

Стоявшие позади приговоренного две крепкие фигуры внезапно загибают его носом вниз и тащат вбок. Навстречу им, из темноты, выныривает еще три, сливающихся с толпой, тени. Последние несут старую кроватную сетку. Меня аж мурашками продрало по шкуре. Поляка, подняв, иксом растягивают в воздухе и мокрой половой тряпкой шлепают животом на ржавый панцирь. Летчик заторможено молчит и даже не дергается. Кукла… В секунды, запястья и щиколотки примотаны пучками алюминиевой проволоки к раме, а под лицо влезает, мгновенно захрустевшая ломким льдом, по-деревенски огромная, мокрая подушка. Одна из фигур, невесть откуда взявшимися граблями, быстро вытягивает пышущую адским жаром кучу – вдоль. Ни мгновения не раздумывая и ничего не говоря, немного провисающий помост поднимается и, ровно по середине вытянутого вала углей, опускается вниз.

Тело изгибается дугой и на мои уши обрушивается, вдавливающий барабанные перепонки в глубину черепа, истошный визг. Секунду погодя вверх взмывают серо-синие тошнотворные струи горелого человеческого мяса.

Толпа, качнувшись вперед, заворожено замирает. По всей длине импровизированного мангала, заходясь в каком-то кошачьем вое, корчится их собственный страх, боль и горе всей этой войны. Совершенно незаметно человеческая масса сливается в единый организм и разом поглощает, хоронит в себе всех нас. Мы становимся одним, единым целым. Уже нет никого – ни самой группы прикрытия, ни мрачного Юрки с куражливым Антошей, ни суетного Денатуратыча с задумчивым Гирманом. И командира их – тоже больше нет. Мы теперь – монолит. И имя ему – Зло. Абсолютное и бесчеловечное, лишенное даже призрачного намека на жалость и милосердие. Под ногами, внизу, на освященном кровью алтаре войны – бьется очередная жертва нового заклания. И мы, растопырив зрачки и ноздри, жадно вдыхаем, заворожено впитываем в себя фимиам нового всесожжения. Не надо больше ничего доказывать, спорить и говорить – никто ни в чем не виноват: это мы, люди – всем миром, а не отдельными народами, нациями или государствами – творим весь этот кошмар. Это мы, а не рисованные нетопыри с рожками и копытами – носители абсолютного зла. Это мы – творцы вселенского ужаса, а не низвергнутый на заре веков Князь. И мы в ответе за все сотворенное. И, впоследствии, выгребаем: каждый – по делам своим.

Сделав шаг назад, словно сбросил с себя морок. В окружающих глазах отражалось увиденное внутренним взором. Плывущие в предрассветной мгле тени, вновь выплыли с боков и сняли с костра замолкнувшее тело. Три ведра ледяной воды привели несчастного в чувство. Перевернув спиной вниз, его вновь положили на угли. Все повторилось: нечеловеческий, задыхающийся в самом себе, рвущий бездонную глубину нескончаемой ночи крик и, словно под напряжением, конвульсивно скачущее в снопах искр, обугленное тело.

– Довольно! Ёб вашу мать! Хватит!!! – толпа, приходя в себя, вздрогнула… – Вас всех сейчас – рядом положат! Бегите! Бегите, блядь, отсюда, на хер!!! – и, для закрепления сказанного, пропорол темень над головами длинной, залихватски закрученной в спираль, очередью.

Подействовало…

– Сколько мы времени потеряли, Юр?

– Да хрен его знает. Гостей пока не видно.

Мы, прикрываясь от пронизывающего ветра, стоим у полуразрушенного здания. Под окоченевшими ногами метет сухой поземкой. Из снежных наметов, обломками гнилых зубов, торчат куски стеновых блоков. Силикатный кирпич посерел и покрылся черной плесенью. Из зёва открытого полуподвала доносятся хриплые стоны – местные кинули туда полузажаренного летчика. Он еще жив. Помочь ему мне пока нечем – вокруг, в сумерках наступающего утра, мечутся серые тени. Братья Затолоки, неподалеку, уперлись лбами – о чем-то вполголоса спорят.

– Пацаны, вы какого здесь забыли? Бегом – отход своих прикрывать.

Старший, кажется – Дима, подходит поближе:

– Мы – остаемся…

– На хер – оба! И – быстро!!! – скинув свой ствол, делаю угрожающий шаг вперед. Мне еще детей-смертников сегодня не хватало. Герои, ёпырс…

Поселковые, отскочив от моей разъяренной рожи, тем не менее, явно намерены остаться. Гирман, внезапно встает с корточек и растворяется в тени. Вскоре ребятишек грозно окликают из-за соседнего проулка; следом, мы слышим звонкие оплеухи. Вынырнувший оттуда Боря, глухо, сквозь горловину свитера, поясняет:

– Стуканул папане. Надеюсь – не зашибет…

Меня уже достал весь этот, как любит ляпнуть Колода, "цирк на дроте"…

– Глушак – накрути.

– Да я сей…

– Делай, что сказано! – что за привычка грузить своей вечной готовностью…

Жихарев навернул на ствол ПББС [118] , перекинул магазин на малошумный и отдал мне свой АКМС.

Спускаюсь в полуподвал. Юра с Борей двумя фонарями светят сверху. В огромной куче обрывков старого рубероида и обломках порыжевших от времени матрасов стекловаты, вьюном крутится, за руки привязанный собачьей цепью к крюку от батареи, сошедший с ума летчик. Пытаясь не фотографировать в сознании картинку поднимаю автомат и, не особо целясь, всаживаю короткую очередь в основание черепа. В слепящей тишине колокольным боем грохочет лязг затвора. Тело вздрагивает, прогнувшись до мерзкого хруста, вытягивается и обмякает. Вот и всё – отмучался.

На выходе из мрачного провала в лицо, обжигающей ледяной крошкой, ударил морозный порыв облегчения. Вот теперь – попустило…

Встали в проеме у самого спуска – не так заметает. Закурили. Юра выволок из-за пазухи плоскую флягу. Булькнул ею два раза в воздухе и вопросительно взглянул на меня…

– Давай. По глотку.

– Помянем?

– Лады…

Выпили за убитого пилота… Гирман перед тем как хлебнуть, отвернулся всем корпусом.

– Негоже так с солдатом. Пристрелили бы… ну, прибили на месте, что-ли…

– То, командир, им не объяснить. Видел же, что с деревней сделали.

Предпочитающий помалкивать Гирман, неожиданно выдает:

– Представляете: родители бланк получат. Потом цинкач привезут… Благополучная семья, Европа! Сынуля – на пендосской супершняге летать выучился, доллярами зарплату получает, доплаты за боевые… и тут: хрясь – получите!

– Моим старикам один раз притарабанили весточку. По мне – живому… Жаль – не попалась потом эта лыстоноша [119] …

Настолько необычно услышать о личной жизни Жихарева, что мы оба в голос спрашиваем: "Ну"?

– Да, нечего рассказывать… Мы завязли в окрестностях Итум-Калы [120] . Не до писем. А тут один из бывших моих контрабасов [121] заезжает домой. Рыдает. Ездит по ушам. Потом занимает двести баков и сваливает. Понимаешь – специально же приехал! Проездом, как в Симферополь попадешь? Я бы сам столько дал козлине, лишь бы не пугал стариков. Пидар! Рассказал им, что тащил меня в вертолет. Умер я у него на руках, у гандона… – Юра потемнел лицом и налился мраком. – За две бумажки… полупокер конченый!