Карты великого мага - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Тарасевич cтр.№ 48

Сашенька смотрит на свою композицию с нескрываемой гордостью.

Вроде бы голубь – птица доверчивая и охотно подходит за угощением. Но как только он подумал о том, что, подманив голубка, хорошо бы свернуть ему шею, – птицы стали хитрее. Как будто бы прочитали его мысли – хватали куски булки и отлетали в сторону. Поймать голубя оказалось довольно сложным делом. А вот теплая птичья шейка с нежными перышками скручивалась очень легко. Птица жалобно пищала, потом дрожала в конвульсиях (лапки при этом дергались, а из попы выползали какашки), и вот уже все кончено – глаза закрываются пленкой, крылья отвисают, теплое тельце потихоньку начинает остывать.

«Дура она, эта Ирина Ивановна, – думает Саша, пока его мама что-то с виноватым видом объясняет воспитательнице. – Сама, наверное, ни одного голубя поймать бы не смогла. А на меня ругается. Орет, чего я в машинки, как другие дети, не играю. Я не как другие. Вообще, вокруг меня одни дураки почему-то. Даже обидно, ни одного нормального человека рядом!»

Он всегда почему-то не сомневался: шеи у голубей сворачиваются, лапки сороконожек замечательно отрываются, и нет лучшего развлечения, чем облить кошку бензином, поджечь да выпустить.

И Саша точно знал, что он выше и умнее всех людей, которые его окружают.

Эта информация всегда находилась в его сознании. Даже когда он был настолько мал, что не мог это сформулировать словами.

– Шурик опять в детском саду набезобразничал, – жаловалась мама отцу практически каждый вечер. – Я уже боюсь за ним приходить. Ни дня не проходит, чтобы он что-нибудь не выкинул.

На лице отца появляется озабоченное выражение:

– Откуда в нем все это? Хитрость, изворотливость, жестокость? Ведь вроде бы мы с тобой совсем другие. И мы его этому не учили. Страшно даже подумать, что с ним в школе будет, когда он подрастет. А уж переходный возраст – вообще караул!

– А самое ужасное, – мама пожимала плечами, – что на него сердиться невозможно. Даже в детском саду воспитательница эта, Ира, на меня орет, а не на Сашку. Он же у нас такой ангелочек со светлыми кудряшками. Глазищи эти свои голубые выкатит, ресницами похлопает – и ему все сходит с рук, что бы он ни вытворил!

Да, родители у Саши Петрова имелись. Полный среднестатистический комплект, как у большинства советских детей. Папа – инженер, мама – врач. И вроде бы оба неплохо устроились, и карьеру сделали в рамках своих профессий. И людьми были неплохими, веселыми, интересующимися жизнью. Отец петь любил, в оперу сына таскал, на концерты водил. Мама все за здоровьем следила – записала сына в бассейн, на море в пионерский лагерь каждый год отправляла. Только что бы родители ни делали, как бы ни пытались угодить сыну – Саша всегда чувствовал какую-то холодность, отстраненность… Смотрел на их лица, знакомые до каждой черточки, и испытывал скорее удивление, чем любовь. Неужели эти обычные люди действительно являются его родителями? Они почему-то кажутся совершенно чужими. Что они, что случайный прохожий с улицы – все одно.

Родители были чужими, не вызывали любви. А потом, когда отец сломал ногу и вынужден был пару месяцев провести в гипсе, Саша понял: его даже почему-то радуют папины страдания. Чем хуже отцу – тем ему как-то легче, свободнее. Боль, испытываемая родителями, доставляла ему удовольствие.

Мать с отцом напрасно волновались, что сын не сможет найти общий язык в школе с учителями и одноклассниками.

И первые, и вторые пришли от Саши Петрова в полный восторг. Учился он невероятно легко, что математика, что русский язык – всегда только отличные оценки. Ребятам охотно давал списывать, угощал конфетами, хорошему мальчику мог свой велик дать погонять, плохому – по физиономии заехать…

Правда, при всем этом Саша отчетливо понимал, что, строго говоря, в нем существуют два Саши. Один вчера убил котенка Верочки, одноклассницы и соседки. А второй совершенно искренне Верочку утешал и говорил, что котенок обязательно найдется, погуляет да и придет. Саша-первый ловко умыкнул кошелек у классной руководительницы и запихнул его в портфель драчуна Борьки. Саша-второй хлопал Борю по плечу и уверял:

– Конечно, я верю, что ты не воровал училкины деньги. Разумеется, тебя подставили! Знал бы, кто тот урод, – обязательно ему морду бы набил.

Их было двое, Сашей Петровых.

И реальностей тоже было несколько.

Существовали люди, их слова, действия, поступки. Но вместе с тем еще существовали людские мысли, эмоции, чувства. Саша всегда мог чувствовать мысли других людей, осознавать их так четко, как будто бы они были озвучены.

Он смотрел в глаза лучшего друга и понимал – тот искренне радуется его пятерке по английскому.

Он слушал, как ворчит классная руководительница, – и точно знал, что на самом деле женщина ни капельки не сердится, просто считает, что для пользы ученика ему периодически надо «давать по голове».

Из восемнадцати девочек в классе в Сашу Петрова были влюблены пятнадцать – и это он тоже знал совершенно четко.

А еще он скоро понял: «Злить меня не надо, добром это для обидчика не закончится».

Физрук назвал Сашку девчонкой (действительности это не соответствовало, просто плюгавенький жирноватый мужик не смог придумать, как придраться к идеальной, эффектной, невероятно привлекательной внешности) – и угодил в больницу с гипертоническим кризом.

Соседка не смогла удержать на поводке своего тупого добермана, тот вцепился Саше в лодыжку, – и загремела на больничную койку с сердечным приступом, а собака издохла.

Одноклассница (одна из немногих невлюбленных – и потому особенно привлекательная) брезгливо наморщила носик на предложение проводить ее домой – и в тот же вечер упала и сломала руку.

Когда он понял, что его злость разрушает всех и вся, – даже стал пытаться как-то контролировать это, не реагировать так остро. Интуитивно чувствовал: подобную силу надо не афишировать, а скрывать, иначе могут возникнуть проблемы.

А вот с чем проблем не возникало никогда, так это с женщинами.

– Саш, ты заходи на чай, – лукаво улыбалась соседка, старательно притворяясь, будто не видит, как из развязавшегося халатика выглядывает полная аппетитная грудка. – Ты такой большой стал, красивый. Настоящий Александр Павлович, мужчина…

Когда она вот это произнесла – «Александр Павлович», – с Сашей что-то произошло.

Перед глазами замелькали какие-то странные картины – горные и морские пейзажи, незнакомые лица, обнаженные женские тела. В висках застучало: «Александр, Алекс, Алик…»

– Почему бы и нет. – Он притянул девушку к себе, впился в ее губы. – Чай – это замечательно…

Он целовал ее, умело раздевал – и одновременно с удивлением понимал, что почему-то прекрасно знает, как разбираться со всеми этими завязочками, застежками, крючками.

Женское тело, изнемогающее от страсти, тоже казалось ему хорошо знакомым. У него было такое ощущение, что он прекрасно знает: сначала надо проложить дорожку из поцелуев по нежной шейке, потом коснуться языком напрягшихся сосков, обвести их по кругу и спуститься к животику… Еще до того, как его напряженный член впервые проскользнул во влажное горячее лоно, он совершенно четко знал: там, внутри, женщины тоже не похожи одна на другую; есть такие маленькие, узенькие, сладкие дырочки, входить в которые – одно удовольствие, но есть и другие – в них член болтается, как ложка в стакане, и с ними проще в том плане, что не приходится сдерживаться, дожидаясь, пока женщина получит удовольствие, оргазм наплывает медленно, постепенно…