День мертвых - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Грубер cтр.№ 36

– Что это за фрукты? – спросил он, когда девушка вежливо повернулась на его оклик.

По его просьбе она рассказала о техокоте, черимойе, гуанабане, нансе и диковинном гуамучиле. Мардер на своем ломаном школьном испанском поинтересовался, как есть гуамучиль. Она показала, как вскрывать коричневые стручки, в которых прячутся лоснящиеся бобы, покрытые бледными волокнами и по вкусу напоминающие сахарную вату. Потом она продемонстрировала, как высасывать такой боб, и вновь улыбнулась. Мардер как будто попал в райский сад.

Готовясь к наступлению, он утратил интерес ко всему прочему; его снова занесло в джунгли, и пора было собирать разведданные. Мардер без зазрения совести расспрашивал служащих гостиницы, тратя на чаевые гораздо больше, чем мог себе позволить, поочередно припирая к стенке то бармена, то горничных, то садовников. Ее звали Мария Соледад Беатрис де Аро д’Арьес-и-Касальс, для своих Чоле. Она была дочерью владельцев гостиницы и училась в Национальном университете в Мехико, но вернулась домой на лето, чтобы помогать родителям. Гостиницу основало семейство ее матери, Кармелы Асунсьон Касальс; ее отца величали дон Эстебан Аро д’Арьес. Оба были чистокровными criollos [55] , но из-за революционных бесчинств в тридцатых годах остались без своих владений и до того низко пали, что заправляли теперь гостиницей на десять номеров в Плайя-Диаманте. Девушка вынашивала литературные амбиции и всегда имела при себе если не блокнот, то томик поэзии. Она стремилась быть современной, хотела стать писательницей и сделать карьеру, но отец задумал с помпой выдать ее замуж, желательно за кого-нибудь из местных cacique [56] от вечно процветающей Институционально-революционной партии. И даже подобрал одного кандидата с достаточно светлой кожей; теперь помолвка была делом времени. Таким образом фамильные богатства возвращались к истинному владельцу: как сказал бы Маркс, дон Эстебан экспроприировал экспроприаторов.

Тем временем его дочь избрала ту линию поведения, которой искони держались испанские колонии, получив абсурдные приказания от короны: слушаю, но не повинуюсь. Счастливым воздыхателем всячески манипулировали, сталкивали его с соперниками, осаждали, просили потерпеть. В конце концов, ей всего-то семнадцать. Может быть, в следующем году…

Выведав все это, Мардер воспрял духом. Он немного разбирался в поэзии: его мать боготворила Йейтса и с нежного возраста нашептывала сыну стансы на ушко, а за выученные стихи ему полагалось печенье; в одурманенном любовью мозгу крепко засели фрагменты из Йейтса, По и Теннисона. И когда утром Чоле приближалась к нему с кофейником, он, убедившись, что она неплохо понимает английский, декламировал несколько строк, подходивших к ясному утру, к хмурому утру, к особенно сытному блюду, к ее улыбке, глазам, фигуре. Она в ответ краснела, кивала и улыбалась, демонстрируя мелкие белые зубки с очаровательной щербинкой между резцами. Неделя текла за неделей, и постепенно (Мардер восхвалял Господа за то, что стоял мертвый сезон и его крохотный номер обходился в сущие гроши) между ними установилась связь: непродолжительные беседы утром, а иногда и вечером, когда они случайно – то есть намеренно – встречались на темных тропинках патио.

В общей комнате стоял застекленный книжный шкаф красного дерева – вероятно, пережиток старого estancia [57] ; на полках выстроились отсыревшие книги в кожаных переплетах, среди которых затесался тоненький томик стихов Рамона Лопеса Веларде. Мардер прежде не слыхал о нем, но у этого поэта явно имелась неплохая репутация, так что молодой американец попытался вникнуть в его стихотворения, чтобы было что обсудить с Чоле. Но то, что начиналось как отчаянная и не особенно умная уловка, превратилось в нечто иное, когда Мардер подпал под очарование этой поэзии и понял, что Веларде, кем бы он ни был, прошел через точно такие же эмоциональные бури со своей возлюбленной, как он сам с сеньоритой д’Арьес.

«Она так немногословна, но приветлива, – писал Веларде. – Принимая мои восхваления, она так произносит мое имя, словно по-доброму подсмеивается надо мною, подшучивает и поддразнивает, и все же она знает, что тайная моя драма не надумана».

Однажды вечером в патио он прошептал ей эти строки, когда она проходила мимо со стопкой полотенец. Чоле застыла в нерешительности, Мардер видел это, – и слегка дрожащим голосом спросила его:

– Вы знаете Веларде?

Еще бы он не знал! Мардер продекламировал:

– «Благословенно имя будь твое, величия и скромности оплот, пик сердца моего ты покорила».

– Встречаемся через час на пляже, – проговорила она. В воздухе запахло апельсиновым цветом… а может, так пахла ее кожа, или запах существовал только в его мозгу.

Наконец Мардер заснул, но внезапно пробудился, искренне ожидая увидеть на потолке кошачью голову… но нет, там была голая кремовая гладь. В дверь постучали; он пригласил посетителя войти.

Как оказалось, пришла Лурдес. Прекрасное лицо девушки портил неумело нанесенный макияж. На ней была черная блузка без рукавов, расстегнутая ровно настолько, чтобы виднелось золотое распятие между грудями, а также белая юбка, которая пришлась бы впору разве что большой кукле. Довершали образ белые босоножки на пластмассовой танкетке.

Она взирала на Мардера с обычным угрюмым равнодушием.

– Тетя сказала, вы хотите поговорить со мной.

– Хочу. Садись на стул.

Вместо этого Лурдес села на кровать и откинулась на подушку, прислоненную к латунному каркасу, и при этом так задрала ногу, что при желании Мардер мог бы во всех подробностях рассмотреть ее промежность.

– Ну что, Лурдес, чем ты планируешь заняться?

Она бросила на него недоверчивый взгляд.

– В смысле?

– В смысле, как ты представляешь свою дальнейшую жизнь? Я почему спрашиваю: судя по тому, как ты ведешь себя сейчас, ты следуешь определенному плану – перетрахаться с кучей парней, забеременеть, потом еще разок и еще, пока твоя красота чуток не поблекнет. Наконец тебе стукнет тридцать, на руках будет трое или четверо детей, и ты будешь служанкой. Или шлюхой. Если тебе того и надо, то я не против. Ты на верном пути. Только не в моем доме, пожалуйста.

– Я не шлюха!

– Так не веди себя как шлюха. Или уж если ты так решила, то я с удовольствием познакомлю тебя с людьми, которые сделают из тебя шлюху высшего класса. Бриллианты, шампанское; будешь летать на самолетах и плавать на яхтах, а к старости тебе даже выделят небольшой пенсионный фонд. Как тебе такая перспектива?

– Я не шлюха, – повторила Лурдес.

– Рад это слышать. Тогда кто ты? Меня интересует, чего ты хочешь. Какой ты видишь свою жизнь, если все сложится наилучшим образом?