Операция «Наследник», или К месту службы в кандалах - читать онлайн книгу. Автор: Светозар Чернов cтр.№ 34

— А вы женитесь на мне, Артемий Иванович? — спросила Февронья, прильнув к плечу Владимирова.

— Непременно-с! — прокашлявшись, ответил тот, подумав про себя: «Нашел черт ботало, сам теперь не рад!». — Непременно-с женюсь. Вот только жалование получу-с — и тотчас в церковь. А без жалования какая женитьба!

И тут Артемий Иванович услышал голос Гартинга. Он не слышал его уже два года, но какая-то глубинная память заставила его бежать, хотя мозги его еще не осмыслили, что он нарвался на Ландезена и ему следует скрыться. Схватив кухарку за руку, он поволок ее в толпу, через фруктовый питомник к высокому валу, защищавшему деревья от северного ветра с моря. Судя по грубым выражениям, вспоминавшим жидовскую мать и все ее иудейское семя, которые раздавались где-то за его спиной, но относились явно не ко Владимирову, Ландезен преследовал его и не отклонялся от правильного направления. Они взбежали по мраморной лестнице на гребень вала и устремились в сторону Эрмитажа. С высоты вала на море были видны растянувшиеся цепью на Петергофском рейде плашкоуты, с которых должны были запускать фейерверк.

Где-то вдали, со стороны Александрии, раздалось громкое «ура!», подхваченное тысячами голосов, волною прокатилось по всему парку, достигло Марли и долго-долго еще не смолкало — это в парк въехал императорский кортеж. В иной раз Артемий Иванович непременно присоединился бы к изъявлению верноподданнических чувств, но сейчас ему было не до того. Кубарем скатившись с вала, он добежал до Эрмитажа, где какой-то разъяренный чиновник, которому Артемий Иванович наступил на ногу, едва не скинул его в окружавший павильон ров, и потащил кухарку вправо к Львиному каскаду и Марлинской аллее, поскольку дорожка от Эрмитажа вдоль моря была плотно забита народом.

Они успели добежать по широкой Марлинской аллее до фонтана Ева, скульптура которой напоминала своим пышным телосложением Февронью, прежде чем конвойные казаки преградили им дорогу и оттеснили на траву, назад к Эрмитажу.

— Кто за нами гонится, Артемий Иванович? — переводя дух, спросила кухарка.

— Жид проклятый! И не отстанет, анафема! Как он нас в такой толкотне находит!

— Да вы бы колокольчик придержали! — отдуваясь, посоветовала Февронья.

— Вот зараза! — в сердцах выкрикнул Артемий Иванович и сорвал колокольчик с шеи, порвав черный шелковый шнурок.

— Куда прешь, жидовская морда! — раздался где-то совсем неподалеку злобный крик и Артемий Иванович в панике огляделся.

Императорский кортеж уже пересек Самсониевский канал и приближался к фонтану Ева.

— Господин Гурин, вы сегодня на празднике по службе или сами по себе, гуляете? — окликнул Владимирова знакомый голос и Артемий Иванович, обернувшись, увидел сладко улыбающегося Стельмаха.

— Вот, держите, — Владимиров сунул надворному советнику колокольчик и добавил: — Как увидите государя, звоните изо всех сил. Хавронья, за мной!

И побежал прочь в сторону моря, волоча даму за собой, чтобы добраться до берега, где в толпе терпеливо ожидавших фейерверка было бы легче скрыться.

— Я Февронья! — успела крикнуть она, прежде чем они врезались в толпу и были накрыты накатившимся сзади ревом «ура!», в котором ясно был слышен лихорадочный звон колокольчика.

Вскоре они застряли, не в силах сдвинуться ни на шаг, зажатые со всех сторон людьми. Артемий Иванович пытался толкаться, но был выдавлен наверх, так что его ноги перестали касаться земли, и тем был лишен всякой возможности к активным действиям. Зато, оказавшись на голову выше всей окружавшей его публики, он получил прекрасную возможность для созерцания. Ему было видно, как императорский кортеж, состоявший из запряженного цугом, на французский манер, четверкой белых лошадей шарабана, с жокеями и форейторами, в котором ехал сам император с женой и детьми, и трех открытых фаэтонов, забитых под завязку великими князьями и княгинями, проследовал вокруг Марли и направился к Эрмитажу. Впереди конвойные казаки и дворцовая полиция вежливо, одними только нагайками и саблями плашмя, расчищали ему дорогу.

С императорского кортежа Артемий Иванович перевел взгляд на Стельмаха, которого легко было найти по звуку колокольчика. Стельмах бился в руках двух здоровых агентов, знакомых Владимирову по обществу хорового пения, отчего колокольчик жалобно звякал при каждой попытке надворного советника высвободиться из схвативших его рук. В двух шагах от Стельмаха Владимиров увидел обескураженного Ландезена-Гартинга, переводившего недоуменный взгляд с ничего не понимавшего надворного советника на торчавшего над толпой, словно пень на болоте, Артемия Ивановича.

Артемий Иванович понял, что ему надо тикать. Он засучил ножками и был тотчас допущен к земной тверди, по которой понесся, сломя голову, к Самсонову каналу, разбрасывая всех вокруг.

— А меня! А меня! — завизжала Февронья и бросилась за ним.

Они кричала, не на секунду не умолкая, и послужила Гартингу прекрасной заменой колокольчика, поэтому он, оставив в покое Стельмаха, побежал на крик.

У фигурного мостика через Самсонов канал, шедший от Большого дворца к военной пристани, дело опять застопорилось из-за наплыва толпы, которая любовалась видом самого Самсона и спускавшихся от Дворца каскадов с золотыми статуями, отражавших бесчисленные, светившиеся под ними в углублениях, разноцветные огни. Артемию Ивановичу захотелось, чтобы вся иллюминация вдруг разом бы погасла, но вместо этого и величественные лестницы, и изумрудные газоны светились тысячами огней. Чуть не на каждом дереве, едва ли не под каждым цветком на клумбе горели разноцветные огоньки или шкалики. У пристани канал заканчивался колоссальным, в хороший пятиэтажный дом, щитом в виде звезды из серебряных лучей, в центре которого, оттеняемые снопами электрического света, выделялись огненные вензеля Их Императорских величеств. Огромные ленты вокруг фонтанов и по карнизам златоглавых восточных павильонов и клумб цветов делали картину настолько чарующей, что от нее трудно было оторвать взор. Но Артемию Ивановичу было не до красоты — он спасал свою шкуру. Его даже не взволновал, как это всегда бывало прежде, позолоченный Геракл с дубиной и в шкуре Немейского, или, как всегда объяснял своим барышням Владимиров, немецкого льва, на которого, по их льстивым уверениям, он был очень похож.

— Я здесь, Артемий Иванович! — прокричала Владимирову прямо на ухо Февронья, но он тотчас зажал ей рот рукой и потащил через газон к Морской аллее, по которой надеялся перебраться через канал. Когда они оказались на другой стороне, он отнял руку и кухарка опять закричала:

— Да что вы себе позволяете! Я вас не буду кормить!

Однако нескольких минут тишины, предшествовавшей этому моменту, Владимирову хватило, чтобы окончательно оторваться от Ландезена-Гартинга.

Вдоль Морской аллеи и на берегу вокруг Монплезира было так много народу, что, казалось невозможным вздохнуть, а не то, что протиснуться вперед через толпу, которая здесь была более пестрая, чем где-либо. Все валуны на берегу были усеяны народом. Некоторые влезали на деревья, чтобы лучше видеть. Здесь перепутались все, без различия возраста, состояния и положения, здесь не обращалось внимания на соседей, так как оно все было обращено на темный фон моря, в сторону Петергофского рейда, откуда с плашкоутов вскоре должен был быть пущен фейерверк. Здесь в толпе чухонцев стояли нарядные дамы, а там среди блестящих мундиров красовались крестьянки из окрестных деревень в их пестрых нарядах.