Кошмар во сне и наяву - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 85

– Может, ему больно? – шепнула девушка. – Или пить хочет?

– Смочите губы, посмотрим.

Она сунула ватку под кран, осторожно выжала несколько капель на губы Севастьянова. Тот слабо облизнул губы, но как бы безразлично, пить не просил. Значит, температура не поднимается, это хорошо. Герман вдруг заметил, что девушка, чья рука поддерживала голову раненого, машинально провела языком по губам, как бы повторяя его движение.

Герман посмотрел на ее профиль с необыкновенно аккуратным носом и чуть сдвинутыми бровями. Темно-русые волосы собраны в небрежный мягкий узел. Кое-где выбиваются вьющиеся пряди, но все равно – во всем облике удивительная чистота, какая-то девчоночья прилежность и аккуратность. И еще вот что удивительно: она ведет себя в этой безумной ситуации совершенно естественно. Вслед за первыми минутами испуга, негодования, растерянности – тоже совершенно естественными, между прочим! – мгновенно вошла в ситуацию, где от нее требуется собранность и четкость, и помогает Герману так, словно не только для него, но и для нее тоже уход за раненым – исполнение самого обычного долга.

– Вы по профессии кто? – спросил он, приподнимая Севастьянова, чтобы ей было удобнее пропустить бинт под плечом. Кстати, почему так получилось, что бинтует она, а Герман вроде как ассистирует?

Она покосилась смущенно:

– Ну… я же в этом фонде работаю.

– А в больнице никогда не приходилось?

Вот чего никогда не приходилось ему, так это видеть, чтобы люди так краснели. На ней просто живого места не осталось в какое-то мгновение ока! Но тут же пожар погас, девушка стала просто очень румяной.

– Вообще-то я филолог, русский язык и литература, но в больнице и правда приходилось работать, – открыто взглянула на Германа. – Вы меня не помните?

Глаза у нее были серые, с туманной, зыбкой прозеленью в глубине.

Герман растерянно моргнул. Нет, он совершенно точно не встречал ее прежде. Такое лицо не забудешь. Хотя… чем дольше он на нее смотрит, тем отчетливее кажется, что и впрямь видел где-то.

– Мы… знакомы? – спросил осторожно. Училась на медфаке несколькими курсами младше? Или по Болдино помнит? Или просто по городу? Что же это с памятью, а?

– Н-нет, – с запинкой ответила девушка. – Пожалуй, нет.

– Меня зовут Герман Налетов.

– Я знаю, да. А меня – Альбина Богуславская.

Их пальцы столкнулись на узелке, которым Альбина закрепила повязку раненого. Девушка отдернула руку, отвернулась…

Новые новости: ей известно, как его зовут. Но Герман о ней уж точно впервые слышит, на имена-то у него отличная память!

Альбина вдруг вскинула глаза, и на ее лице появилось выражение ужаса.

Герман стремительно обернулся, вскочив, и столкнулся взглядом со Стольником.

– Ого, какой ниндзя, – хмыкнул тот и перевел глаза на раненого. – Очухался мент? Ну, лады. Эй, Удав, а ну, ползи сюда! – крикнул он кому-то в коридор, и на пороге с ним рядом возник низкорослый человек: волосатый, с узким ртом, губастый и длиннорукий. При этом у него были необычайно красивые глаза. При желании его вполне можно было бы назвать волооким, глаза были и впрямь коровьи – большие, карие, влажные. И все-таки в его внешности было что-то отвратительное, как, впрочем, и в этой кличке – Удав. Любимым оружием Назария Мольченко была удавка, которой он владел виртуозно. Накидывал на шею неосторожному таксисту или частнику – и грабил их под страхом смерти.

Совершенно случайно Герман знал историю ареста Удава. Приключилось это в России – потому он и отбывал наказание не на просторах «ридной нэньки» Украины, а на Нижегородчине.

По приказанию Стольника удав «вполз» в процедурную и, так сказать, свернулся клубком (или что там делают удавы?) на пороге.

– Видишь мента? – спросил Стольник, тыча носком башмака в Севастьянова.

– Бачу, а вже ж, – кивнул Удав.

– Бери его и волоки в какую-нибудь палату. Н-но, тихо! – вскричал Стольник, подавляя слитный порыв Германа и Альбины загородить Севастьянова и алчное движение пальцев Удава к его горлу. – Ни-ни, ты даже думать об этом не моги! Он мне живой нужен. Пусть там полежит под охраной – для страховки. Чтобы доктор знал: его пациент при нас. И стоит рыпнуться – Удав тут же… понимаешь, нет, лепило?

Герман стоял с каменным лицом, хотя это далось ему нелегко. Да… Это же надо: чуть не месяц провел, можно сказать, бок о бок со Стольником и не разглядел матерого волка в обличье старого добродушного пса якобы со сточенными клыками. Но каков остер у Стольника глаз! Да уж, он-то видит Германа до донышка!

– Может, поверишь, если дам слово, что буду соблюдать нейтралитет, скажем так? – спросил Герман, мимоходом удивившись, как легко слетело с его губ пренебрежительное обращение на ты.

Стольник прижмурился в улыбке: он это сразу заметил, мимо него ничего не проходило!

– Ох, лепило, до чего же, до чего хочется мне поверить! Увы, не могу. Береженого бог бережет! Так что ступай, Удав, но гляди, грабли не распускай. Вертухай этот – наша надежда и опора, просек?

– А вже ж! – снова буркнул Удав и выполз за дверь.

Стольник еще немного покачался с пятки на носок, скользя взглядом от Германа к Альбине и вышел.

Альбина резко, коротко выдохнула: свой страх перед Стольником, понял Герман. С болью взглянула на него:

– Может, мне надо было тоже пойти… ну, туда, где раненый? Я бы, наверное, могла чем-то помочь?

– Оставайтесь здесь, – буркнул Герман. – Еще не хватало!

Он ощутил мгновенный приступ ярости, смешанной с отчаянием, при мысли, что Альбина оказалась бы там, за дверью, – одна, среди этих… без всякой защиты.

«Еще и за нее волноваться!» – подумал почти грубо, убеждая себя, что дело только в этом, он освобождает себя от лишних волнений, только и всего. Нет, ну правда – и так хватает!

Герман и Альбина разом подошли к раковине.

– Надо же – вода теплая, – удивилась Альбина, намыливая руки.

– Здесь котельная во дворе.

– Нет, я просто подумала… мне как-то кажется, что сейчас все должно…

Она не договорила, но Герман понял. У него и у самого было такое чувство, что после случившегося жизнь просто не может идти так, как шла раньше. Все вроде бы должно надвое переломиться, а ведь нет!