Не оглядываясь - читать онлайн книгу. Автор: Мария Галина cтр.№ 62

А все ж шубу и тряпки Анастасия покупала за свои деньги, ухажер-то скуповат, утешала себя Ивана. Невольно он рисовался Иване в воображении – массивным и властным, непременно черноволосым, с пухлыми белыми руками, и Анастасия рисовалась ей в объятиях этих рук, и разные другие картины рисовались, весьма неприличные, тогда Ивана вздрагивала и краснела от неловкости, хотя за собственное воображение человек не отвечает.

Так, в ссорах и страстях, колесо года незаметно повернулось вокруг своей оси, в тучах расползлись голубые прорехи, тем ярче, что тучи сделались серыми, плотными, словно слежавшийся войлок. Из подвалов потянуло сыростью, из подворотен – кошками, в стыках брусчатки стояли лужицы, и в них голубело все то же свежее, промытое небо. Анастасия свою шубу теперь носила нараспашку, так, чтобы было видно ложбинку между грудями в декольте отрезного шелкового платья, и каждое утро втискивала полные икры в сапоги с узкими голенищами, морщась и обеими руками затягивая шнуровку. Ивана лицемерно посоветовала перейти на войлочные боты с калошами (грязно ведь!), но та вновь лишь зыркнула глазом – и все. Даже не ответила. Впрочем, Анастасия как была прижимистая, так и осталась: старое черное пальто, драповое, выбрасывать не стала и даже порой выгуливала, уходя вечерами по своим загадочным делам. В этом-то пальто она и ушла в ночь с субботы на воскресенье. И не вернулась.

В среду Ивана надела единственное свое (не то что у некоторых!) серое пальто с розовой кружевной лентой, в несколько полосок охватывающей рукав, так что получались как бы буфы, укрепила при помощи булавки с розовой стеклянной головкой серую фетровую шляпку (на ней красовался розовый же цветок), дополнила ансамбль розовым газовым шарфом, застегнула на сухих щиколотках ботиночки с застежкой-пряжкой и отправилась в цветочный магазин.

Девушка у стойки, ловко и сердито завязывая сложный букет ленточкой, сначала улыбнулась Иване, полагая в ней покупательницу, но потом сухо сказала, что Анастасия с понедельника на работе не появлялась, ни о чем никого не предупредила, в том числе и управляющего, и что с управляющим сейчас лучше не разговаривать, потому что он ходит на всех злой.

Ну да, сюда часто заглядывают приличные мужчины, но ведь если мужчина покупает букет, это значит, что ему есть кому этот букет дарить, нет? А вообще Анастасия умеет их раскручивать, придет такой покупать три хризантемы, а она ему – язык цветов, язык цветов, возьмите эту мальву, это означает «истерзан любовью», и вот эту каллу – «склоняю колени перед вашей красотой», и вот этот бальзамин – это значит «нетерпение», ваша дама не устоит перед таким признанием… глядишь, уходит с огромным букетом, и все разные, и сам не понимает, как это получилось. А она стоит, хихикает. Язык цветов, говорит, великая вещь.

Да, несколько раз ей звонили на телефон, вон тот, на конторке, но давно, потому что управляющий услышал и запретил. Ревновал? Хм… скорее просто злился, это приличное место, а не дом свиданий. А что, она дома так и не появлялась? Может, уехала к этому, своему? Ладислав, что ли. Один раз она, Анастасия, так и сказала в телефон: «Это ты, Ладислав?» А потом шепотом что-то, и не расслышишь…

– Куда уехала? – беспомощно спросила Ивана. – Он что, не местный?

Ивана прожила в одном и том же доме всю свою жизнь, и ей казалось, что других городов и вовсе нет. Но другие города, несомненно, были. Приезжают же откуда-то туристы.

– Откуда я знаю, – девушка отряхнула с мокрых стеблей крупные капли воды. – Может, приезжал по делам… или на отдых… Сюда не заходил – нет. Но пару раз заезжал за ней, в красном таком автомобиле, шикарном… За углом ставил, вон там… А может, не он. Может, это кто другой был.

За окном-витриной потемнело, туча, проходя, бросила на мощеную улицу снежный заряд, унеслась за дальние горы…

А здесь цветы сияли, точно шелк, и бархат, и парча, и пахло гораздо тоньше, чем даже, скажем, в парфюмерном магазине, и зеленело все, словно ты летом стоишь посреди залитой солнцем поляны… Вот же повезло тем кто среди такой красоты работает, подумала Ивана, но тут поймала раздраженный взгляд девушки за прилавком – та ждала, что Ивана наконец уйдет и освободит место, а придет кто-то солидный и щедрый, в габардиновом пальто, и купит букет, а потом зайдет еще раз, а потом – еще… Наверное, красота быстро приедается, и ее просто перестаешь замечать. Тем более цветы тут все время умирают, их же не удается все сразу продать так, чтобы они умирали не здесь, а в чужих домах.

Неожиданно для себя Ивана выбрала три крупные чайные розы и, пока девушка заворачивала их в нежную гофрированную бумагу, чтобы не замерзли на холоде внешнего мира, недоумевала, зачем она это сделала. Вообще-то Ивана цветы любила, но дома не держала, ни срезанные, ни в горшках. Уж не потому ли, что в трудные времена мать вертела такие цветы из раскрашенной папиросной бумаги, украшая ими фетровые шляпки для шляпной мастерской мадам Поплавской? Ивана помогала ей мастерить цветы (мать делала еще и ягоды из папье-маше) и сейчас вдруг остро почувствовала под пальцами хрупкие бумажные лепестки. Они и пахли розой – мать капала на крашеную бумагу розовое масло, чтобы запах нечувствительно проникал в сознание примеряющих шляпки женщин, побуждая их к покупке.

Так, неловко прижимая к груди чайные розы, Ивана пошла в кондитерскую, где утешилась крохотной чашечкой кофе и огромным эклером. Домой идти не хотелось. Анастасия была шумной, пускала в кухне воду и ленилась плотно прикрутить кран, один раз оставила выкипать чайник на плите, пока болтала по телефону с этим своим Ладиславом, и всяко раздражала Ивану, теперь же дома было тихо, чисто и пусто, казалось – делай что хочешь, но Ивана, вообще-то чистюля, даже убираться себя заставляла с трудом.

– Ты ж сама говорила, хоть бы она съехала!

Каролина тоже была не замужем, но жила со старой мамой – неизвестно еще, что хуже. Мама скучала, допекала Каролину всякими мелкими придирками, и когда Ивана жаловалась Каролине на жиличку, та ответно жаловалась на маму Иване.

– Она, когда я ухожу, напяливает кружевной пеньюар, скачет к телефону и вызывает «скорую». Потом отворяет дверь настежь, ложится на тахту и лежит, ждет. «Скорая» приезжает, она слышит, сразу начинает стонать. Врач спрашивает – на что жалуетесь, больная? Она – ох, вот тут болит. Вот здесь – дайте вашу руку, доктор… Хватает его за руку и его руку – себе на грудь! Под пеньюаром у нее ничего, понятное дело. Они уже знают, и если вызов от нас, посылают врачих. Если врачиха, она говорит – уже прошло. Был, мол приступ, так схватило, так схватило, но уже прошло.

Ивана худая и чернявая, а Каролина полненькая и чернявая. Это потому, что она много ест мучного и сладкого. Хотя вот Ивана последнее время тоже ест много мучного и сладкого – и ничего.

– Я чего боюсь? Она вот так двери нараспашку оставляет, кто угодно войти ведь может. И что она тогда будет делать на грабителей клюкой своей махать? Да они ее как муху прихлопнут. Как муху!

– Я бы поставила на твою маму, – Ивана облизала ложечку, – она любого грабителя укокошит. Я ж помню, как она этой своей палкой пана Валека отделала.