Наука Плоского мира. Книга 3. Часы Дарвина - читать онлайн книгу. Автор: Терри Пратчетт, Йен Стюарт, Джек Коэн cтр.№ 60

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Наука Плоского мира. Книга 3. Часы Дарвина | Автор книги - Терри Пратчетт , Йен Стюарт , Джек Коэн

Cтраница 60
читать онлайн книги бесплатно

Дамасио привнес эмоциональное смещение в наше восприятие собственных намерений, выборов, других людей, воспоминаний и планов на будущее. Он утверждает, что это как раз и есть то, для чего «нужны» эмоции. Сегодня большинство психологов соглашается с мнением, что воспоминания, помеченные эмоциональными ярлыками, – это следствие обладания мозгом, чье взаимодействие с телом окрашивает эти воспоминания и намерения в цвета эмоций.

Мы по привычке думаем, что настоящая физическая история – и, в частности, социальная – ничем не отличается от наших личных историй, в которых события помечены ярлыками как «хорошие» или «плохие»… но это не так. Считать, будто Большой взрыв сопоставим с бомбой или фейерверком, увиденным снаружи, – это заблуждение. Вся суть метафоры Большого взрыва состоит в том, что в момент зарождения вселенной никакого «снаружи» не существовало. На более тонком уровне нам, очевидно, хочется сравнивать зарождение вселенной с нашим собственным рождением или даже со своим зачатием.

Настоящая история, которая началась после Большого взрыва – чем бы он ни являлся в «действительности», – основывается на скоплениях мелких бесчисленных последовательностей причин и следствий. Как только мы начнем о них думать, выхватывая из направляющего их контекста, мы разрываем их причинно-следственные связи. Бурлящее море процессов, явлений и исчезновений, где никак нельзя изолировать причинность, иногда называют «Муравьиной страной». В этом названии отражено три свойства: бурлящая и на первый взгляд бесцельная деятельность муравьев, которые общими усилиями приводят колонию в движение; метафорическая мадам Мура Вейник из книги Дугласа Хофштадтера «Гёдель, Эшер, Бах», разумная муравьиная колония, знавшая заранее о приближении своего знакомого Муравьеда благодаря тому, что некоторые из ее обитателей начинали паниковать; и, наконец, муравей Лэнгтона, простой клеточный автомат, показывающий, что даже знание всех правил, регулирующих систему, не позволяет предвидеть ее поведение, не запустив ее, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. А в большинстве книг это даже не считается «предвидением».

По тем же причинам нельзя дать точный прогноз погоды – даже на пару недель вперед. И все же, несмотря на кажущееся отсутствие причинных связей на микроуровнях погоды, невозможность изолирования причинности кружащихся бабочек… несмотря на хаотическую природу метеорологии как в больших, так и в малых масштабах, погода имеет смысл. Как и камень, катящийся с горы. Как и большинство областей физики, инженерного дела, воздухоплавания – мы можем построить «Боинг-747», который будет способен летать довольно надежно. Тем не менее все наши физические модели уходят корнями в те же мозги, восприятие которых в основном неверно.

А что эволюция привнесла в наши мозги, так это способность кричать на обезьян, сидящих на соседних деревьях. А не к математике или физике.


Экологию и эволюцию мы в основном воспринимаем правильно, хотя часто бывает и наоборот – по тем же причинам. Придуманные нами сценарии не работают – они так же ложны, как и те, что предсказывают погоду. Тем не менее мы не можем не придумывать их, но они не настолько полезны, чтобы можно было «запустить их в государственное производство».

Чтобы подчеркнуть эту мысль, приведем один важный эволюционный пример. Представьте себе первое наземное позвоночное животное – рыбу, выбравшуюся из воды. У нас возникает стойкое ощущение, что если бы мы взяли машину времени и перенеслись в девонский период, когда первые рыбы вышли из моря, то смогли бы изолировать тот момент: «Смотрите, та самка, выбравшись на берег, спаслась от хищника, значит, сможет отложить яйца, и из некоторых из них вылупятся ее потомки… А без своих длинных плавников она бы не справилась, и ничего этого бы не произошло».

Опять дедушкин парадокс? Не совсем так, но с помощью этого примера мы можем хорошо осветить этот парадокс. Спросите себя, что бы случилось, убей мы эту рыбу. Неужели человечество никогда бы не возникло? Далеко не факт. Изолировав одно-единственное событие, мы попытались мысленно направить историю по тонкой линии причинных связей. Но сделали ошибку из разряда Адама и Евы: когда вы отправляетесь в прошлое, предков не становится меньше – наоборот, они приумножаются. У вас двое родителей, четверо бабушек-дедушек, возможно, семь прабабушек-прадедушек – потому что раньше были более распространены браки между двоюродными братьями и сестрами. Пару десятков поколений назад ваши предки составляли значительную долю всех продолжателей рода. Поэтому всякий, кто задастся целью, может найти кого-нибудь известного среди своих предков – и если те были богатыми, влиятельными и успешными у противоположного пола, это тоже хорошо, поскольку означает, что репродуктивно они были лучше представлены среди потомков своего поколения.

Заметьте: мы сказали «продолжатели рода» и «много». Практически все представители видов, размножающихся половым путем, умирают, не оставляя потомства, – для людей ранних поколений это также было характерно. И не только потому, что большинство детей в те времена не доживало до половой зрелости. Многие из, казалось бы, успешных продолжателей рода пополняли его, но сам род вымирал, недотянув до наших дней, потому что в следующие поколения оказывался вытеснен из ограниченной экосистемы представителями более успешных родов.

Поэтому, возвращаясь к рыбам девонского периода, мы не можем утверждать, что эта единственная рыба, которая приходится нам предком, действительно существовала. Все продолжатели рода – то есть малая и бессистемно отобранная часть рыбной популяции – сделали свой вклад в перекомпоновку и смешение генов, проделавших путь от выбравшихся из воды рыб, через поколения амфибий и звероподобных пресмыкающихся, к ранним млекопитающим, среди которых выделились ранние приматы, в итоге приведшие к нам. Не было ни рыбы-дедушки, ни рыбы-бабушки, ни примата-дедушки, ни тонкой линии их потомков, ни тонкой линии причинных связей, которая вела бы от бабочки, вызывающей ураган взмахом крыла. Какую бы рыбу вы ни убили в прошлом, это не изменит историю. Мы все равно окажемся здесь – просто история придет к этому несколько другим путем.

Однако это не значит, что в истории никогда не знали значительных достижений.

Так, некоторые физики, исходя из неопределенности и хаотичных воздействий на микроуровнях, заявляют, что история лишена закономерности, что вместо этого в ней действует принцип неопределенности Гейзенберга. Это не так. То, что мы не можем предсказать погоду дальше, чем на неделю вперед, еще не означает, что погоды не существует. Наши сценарии эволюции о выходе рыб на сушу, в которых мы использовали тонкие линии причинных связей, не работают, но это не повод отбросить все идеи причинности в эволюции. Кажется, будто события при внимательном рассмотрении не имеют четких причин, но это лишь подтверждает, что точка зрения Дамасио не подходит для такого метода исторического анализа.

Гораздо лучше нам удается полностью пренебрегать мелочами и высказывать предположения о более глобальном: мне кажется, завтра будет солнечно; мне кажется, некоторые из рыб, которые перегрызли друг друга на берегах водоемов в девонский период, сумели все же выбраться на сушу. Мы в этом убедились, когда обнаружили рыбу-ползуна, илистого прыгуна и многие другие отдельные роды рыб, представители которых ведут себя так же и по сей день.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию