Три истории о любви и химии - читать онлайн книгу. Автор: Ирвин Уэлш cтр.№ 30

Встречаюсь с ней сегодня вечером. У нее в Ислингтоне. Как она ступнями умеет работать, а? Она зажала мой член своими большими пальцами и так нежно двигала ими, что я моментально кончил, как фонтан настоящий, а сам и понять ни фига не успел, что случилось.

– Мне это ох как не нравится, Дейв, просто бесит.

– Понимаю, – говорю я.

Саманта. Черт возьми. Скоро-скоро мы уже все по-настоящему с ней сделаем. Но Бал – он-то меня, сволочь, как насквозь видит.

– Слушай, приятель, – начинает он уже серьезно, – ты же никогда не позволишь какой-нибудь юбке нам все испортить? Наши с тобой дела, бизнес, Фирму, а?

– Да конечно нет, – говорю я ему. – У нас с Самантой все в порядке. Она не против махача. По-моему, ее это даже возбуждает.

Мне и в самом деле так кажется.

– Серьезно? – улыбается Бал, но я ему больше ничего не скажу, только не про Саманту. Я уже и так порядочно разболтался. Но он меняет тему. – Я просто беспокоюсь по поводу наших основных – Риггси и Короче, например. Они уже больше как-то не тянут. Все разлагается, к чертям. Как в Древнем Риме, на фиг, одна большая групповуха. Уже не удивляешься, что илфордские вякать начали. А кто за ними? Эти умники из Бэзилдона? «Вест-Хэм»? Ребята с Грея?

– Да ладно тебе, слушай! – возмущаюсь я. – Не важно, кто там вякать начинает. Разберемся со всеми!

Бал улыбается, и мы чокаемся пивом. Мы с Балом ближе, чем родные братья. Духовное родство и все такое. И всегда так было.

Но сейчас у меня есть Саманта… я вспоминаю старую песню ABC, одну из моих любимых, где они поют про то, что это мы сами делаем из прошлого какую-то священную корову и как мы должны все-таки меняться, на фиг.

Это просто про Бала, он всегда цепляется за прошлое, будто оно – священная корова. По-моему, старушка Мэгги как-то говорила, что мы все должны искать новые пути, чтобы идти в ногу со временем. А побоишься, так и будешь, как все эти жалкие ублюдки на севере, плакать над своей пинтой из-за какого-нибудь заводика или шахты, что только что закрыли.

Нельзя из прошлого делать для себя священную корову.

Настоящее – это я и она: мы с Самантой и все такое. Мне уже надоело сидеть здесь и выслушивать Бала, мне надо готовиться к встрече с ней. Сегодня может случиться главное.

Прихожу домой, на автоответчике сообщение – голос Сучки. Не хочу даже слушать, что она там наговорила, у меня от ее голоса мурашки по коже, потому что я только что думал о Саманте и мне было так замечательно, а она вдруг разом все испортила – влезает в мою жизнь, когда она здесь совершенно не нужна.

Я хочу одну Саманту.

Собираюсь – и я в один миг у Саманты. Настроение опять замечательное, стоит мне подумать о ней, и даже когда меня вдруг ни с того ни сего подрезает какой-то мудила, я, вместо того чтобы догнать его и высказать все, что я о нем думаю, просто улыбаюсь и поднимаю руку. Уж слишком приятный день, чтобы париться из-за какой-то фигни.

У нее опять это выражение лица. Она не теряет времени.

– Снимай одежду и ложись, – говорит она.

Что я и делаю. Вылезаю из штанов, рубашки и скидываю ботинки. Стягиваю носки и трусы. Взбираюсь на кровать и сразу чувствую, как мой старый дружок начинает набухать.

– Мне всегда нравились члены, – говорит она, извивается и выползает из своей сорочки, как змея. У нее действительно движения змеи. – Все конечности мне кажутся прекрасными. У тебя их пять, а у меня – всего две. Значит, одну ты мне должен, верно?

– Ну да… – отвечаю я, а у самого уже кружится голова, а голос становится хриплым, как старые ворота.

Она стягивает с себя леггинсы ногами, сначала освобождает одну ногу, потом другую. Эти ее ноги, блин, – почти как руки, на самом деле. И чем больше я смотрю, тем меньше верю своим глазам.

Я впервые вижу ее совсем голой. Сколько раз я представлял себе это, сколько раз я кончал, представляя себе этот момент. Глупо, но я всегда чувствовал себя виноватым после. Не потому, что у нее рук нет, а скорее, ну, из-за того, что в самом деле человека любишь, и это просто пиздец, странно, но что я могу с собой поделать – я такой, какой есть, и чувствам своим тоже не могу приказать. Вот она – прямо передо мной. Ноги такие длинные и красивые, именно такие, как должны быть у девчонки, и этот плоский живот, прекрасная попка, офигенная грудь и еще – лицо. Это лицо, еб твою, лицо ангела, блин. А потом я смотрю туда, где должны быть ее руки, и чувствую… тоску.

Тоску и злобу, на фиг.

– Люблю ебаться, – говорит она. – Мне не пришлось этому учиться. У меня это само собой выходит. Первый парень у меня был, когда мне было двенадцать, а ему – двадцать восемь. В интернате. Я его заводила безумно. Главное здесь – бедра, а никто не умеет так бедрами делать, как я. Никто не умеет так ртом делать, как я. А мужикам это все очень нравится. Ну и еще есть что-то извращенно-прикольное в сексе с уродом…

– Да никакая ты не калека. Не говори о себе так…

Но она улыбается и продолжает:

– Знаешь, главный секрет здесь – в доступности. Рук нет, и сопротивляться нечем. Мужикам нравится, что я ничего не могу с ними поделать, оттолкнуть их неуклюжими ручками, заставить их прекратить делать то, что они хотят. Тебе это ведь тоже нравится, а? Вот я вся перед тобой как на ладони: груди, пизда, жопа. Выбирай что хочешь. Вот если б у меня еще и ног не было, а, как тебе такое? Игрушка для траханья. Привязывай меня и трахай, куда хочешь и сколько хочешь. Приятно думать, что вот я, абсолютно беззащитная, в твоем полном распоряжении, жду, пока ты засунешь в меня свой горячий член, когда бы тебе этого ни захотелось.

Совсем это плохо, блин, что она такое говорит. Совсем, блин, плохо. Начинаю нервничать. Она, наверное, все-таки заметила дыню тогда, в холодильнике… ну точно, заметила.

– Слушай, если ты про дыню…

– Что это ты несешь? – удивляется она.

Слава тебе богу, блин, не дыня. Спрашиваю в ответ:

– А ты сама-то что такое несешь, а? А? Я же люблю тебя. Я, блин, люблю тебя!

– То есть хочешь меня трахнуть?

– Да нет же, люблю, понимаешь, именно люблю.

– Ты меня разочаровываешь, мальчик с Майл-Энда. Тебе что, никто не говорил еще, что в этом мире любви не бывает? Все – это власть и деньги. Я-то это отлично поняла, про власть. Я про нее все больше и больше узнавала, пока взрослела. Про власть, с которой мы столкнулись, когда пытались получить нашу компенсацию по инвалидности; справедливость – от них от всех: промышленников, правительства, судей, ото всей этой сраной компании, которая нами правит. И как они сомкнули ряды, как крепко держались друг друга! Тебе бы это понравилось, Дейв. Разве не того же тебе самому хочется, разве не для этого и Фирма твоя игрушечная? Власть делать больно. Власть обладания. Власть быть кем-то, кого боятся, против кого никто не посмеет выебнуться? Никогда-никогда? Но это неправда, Дейв, потому что всегда найдется кто-то, кто будет сильней тебя.