Молотов. Тень вождя - читать онлайн книгу. Автор: Борис Соколов cтр.№ 20

Тухачевского. Да не только я. Ворошилов, например, сказал после его реабилитации: «Я этому барину не верил и не верю. Он на сторону революции перешел, чтоб сделать карьеру». (Можно подумать, что Вячеслав Михайлович с Климентом Ефремовичем о карьере не думали! — Б. С.) Я признаю, что были допущены крупные ошибки и перегибы, но в целом политика была правильной. Я и все члены Политбюро несем ответственность за ошибки. Но поставьте вы самых святых людей управлять государством, пусть бы они попробовали пройти одними разговорами мимо этих периодов, — ничего бы у них не вышло! Развалили бы все. Но одно дело — политика, другое — проводить ее в жизнь. Мы не могли отказаться от жестоких мер из-за опасности раскола. А при Ленине разве этого не было? Не надо представлять Ленина гладящим сопливых ребятишек! Без крайностей не только Ленина и Сталина представить нельзя, но и жить невозможно.

На склоне лет Молотов высказался и насчет запущенной в хрущевские времена версии о том, что Сталин организовал убийство Кирова, чтобы избавиться от потенциально опасного соперника в борьбе за власть:

«Я и сам мог бы не уцелеть, если бы Сталин еще пожил, это другой разговор, но, несмотря на это, я его считаю величайшим человеком, выполнившим такие колоссальные и трудные задачи, которые не мог бы осуществить ни один из нас, никто из тех, кто был тогда в партии. Говорить о Кирове как о его заместителе — абсурд, который ясен для каждого грамотного, знающего коммуниста, и это настолько противоречило отношениям Сталина и Кирова и, прежде всего, мнению самого Кирова. Это мог только Хрущев придумать. Другие-то были посильнее Кирова, и он бы никого не смог разбить — ни Зиновьева, ни Каменева, ни Бухарина. Почитайте все речи Кирова, назовите хоть одно расхождение Кирова со Сталиным, назовите хоть один теоретический труд Кирова! А в ту пору Генеральный секретарь должен был быть теоретиком, ибо на эту роль претендовали такие, как Зиновьев, Бухарин, а до этого и Троцкий. Они-то посильнее Кирова.

В тот декабрьский вечер 1934 года я был в кабинете Сталина и помню, как позвонил начальник ОГПУ Ленинграда Медведь и сообщил, что сегодня в Смольном убит товарищ

Сергей. Сталин сказал: “Шляпы”. Мы срочно поехали в Ленинград. Допрашивали Николаева, убийцу Кирова. Мелкий человек, подставное лицо в руках зиновьевцев. Говорить о том, что Сталин организовал убийство Кирова, — чудовищно и кощунственно! Сталин любил Кирова, растил его. Киров был его идейной опорой в Ленинграде. Сталин звал его в Москву, тот отказывался. На моей памяти так же тепло в Политбюро Сталин относился только, пожалуй, к Жданову. После XX съезда по делу Кирова была создана комиссия, в которую вошли видные юристы. Возглавлял ее Н.С. Хрущев,, как известно, в ту пору уже не пылавший любовью к Сталину. И тем не менее, комиссия пришла к выводу, что И.В. Сталин к убийству С.М. Кирова непричастен. Когда я предложил это опубликовать, Хрущев отказался...

Конечно, мы наломали дров (не в том смысле, что расстре¹ ляли сотни тысяч человек, а только в том, что под маховик репрессий попало также меньшинство преданных советской власти людей. — Б. С.). Сказать, что Сталин об этом ничего не знал, — абсурд, сказать, что он один за это отвечает, — неверно. Если обвинять во всем одного Сталина, то тогда он один и социализм построил, и войну выиграл. А вы назовите того, кто меньше, чем Сталин, ошибался? Сыграл свою роль наш партийный карьеризм — каждый держится за свое место. И потом, у нас если уж проводится какая-то кампания, то проводится упорно, до конца. И масштабы, и возможности большие. Контроль над органами был недостаточным».

В другой раз Молотов признался Чуеву:

«В ряде республик нашлись большие группы противников Советского государства. Беспощадность ради общей победы и сокращения жертв тех народов, которые и так несли колоссальные потери, диктовалась необходимостью. Противоречия тут никакого нет».

13 марта 1938 года Молотов вместе со Сталиным подписал постановление о введении с 1 сентября преподавания русского языка в национальных школах, начиная со 2—3-го классов. Постановление призывало пресекать «буржуазно-националистические тенденции к подрыву русского языка в школах», хотя национальные языки и оставались основными языками преподавания. Так начался процесс

русификации, особенно сильно развившийся после войны и приведший к почти полному исчезновению национальных языков в Белоруссии и Восточной Украине, к переходу кубанских казаков с украинского на русский язык.

Хотя Молотов и был женат на еврейке, а в годы войны и сразу после ее окончания поддерживал идею о создании еврейского национального очага в Крыму, он беспрекословно выполнял все указания Сталина об удалении евреев из важнейших правительственных учреждений в рамках начавшейся еще в 30-х годах скрытой борьбы с так называемым «еврейским засильем».

Вячеслав Михайлович вспоминал:

«В 1939 году, когда сняли Литвинова и я пришел на иностранные дела, Сталин сказал мне: “Убери из наркомата евреев”. Слава богу, что сказал! Дело в том, что евреи составляли там абсолютное большинство в руководстве и среди послов. Это, конечно, неправильно. Латыши и евреи... И каждый за собой целый хвост тащил. Причем свысока смотрели, когда я пришел, издевались над теми мерами, которые я начал проводить».

Меры были приняты специфические — неугодных наркоминдельцев отправили прямиком на Лубянку, как, например, сына Парвуса Евгения Гнедина.

По утверждению Молотова, «Сталин не был антисемитом, как его порой пытаются изобразить. Он отмечал в еврейском народе многие качества: работоспособность, спаянность, политическую активность. У них активность выше средней, безусловно. Поэтому есть очень горячие в одну сторону и очень горячие в другую. В условиях хрущевского периода эти, вторые, подняли голову, они к Сталину относятся с лютой ненавистью. Однако в царских тюрьмах и ссылках их не так много было, а когда взяли власть, многие сразу стали большевиками, хотя большинство из них были меньшевиками. А все-таки в России были большевики, которых в других местах не было. Ими можно гордиться. Можно плеваться на русских, когда они плохо ведут себя. Но есть чем гордиться».

Правда, Молотов рискнул взять своим заместителем в НКИД еврея Соломона Лозовского, которого хорошо знал по совместной дореволюционной подпольной работе

в Казани. Потом, в эпоху борьбы с космополитами, это назначение ему вышло боком.

Очевидно, Вячеслав Михайлович считал меньшевистским еврейский «Бунд». Но при этом он прекрасно помнил, что среди полноправных членов ленинского Политбюро евреи преобладали над русскими: трое (Троцкий, Зиновьев, Каменев) против двух (Ленин и Рыков). Только с добавлением еще двух кандидатов (Молотов, Бухарин) русские получили, наконец, численный перевес.

Назначение Молотова на пост наркома иностранных дел было впрямую связано с приближавшейся новой мировой войной. Еще в 1938 году, вскоре после аншлюса Австрии, Сталин решил, что для провокации новой мировой войны между «империалистическими державами» СССР необходимо временно сблизиться с нацистской Германией. Вскоре после аншлюса были остановлены съемки антигерманского фильма «Мы, русский народ». В связи с этим 3 апреля 1938 года режиссер Ефим Дзиган и драматург Всеволод Вишневский направили Молотову прелюбопытнейшее письмо: