Любовь со второго взгляда - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Токарева, Алла Сурикова cтр.№ 10

Я вас люблю — я вас боюсь

И все-таки жить было негде и не на что. А возвращаться в натоптанное киевское прошлое я категорически не хотела.

Написала письмо моему учителю и художественному руководителю курсов Георгию Николаевичу Данелия. Начиналось оно так: «Сегодня холодно… Я снимаю… комнату. Ноль, с которого я начинаю, прошу считать нимбом… Очень хочется ЧТО-ТО делать — уже вовсю седею. Но хочется делать только ТО единственное, за что могу отвечать. Я не хочу подводить ни Вас, ни себя…»

Дальше шли изложения на тему одного предложенного сценария. Мои колебания и сомнения. Заканчивалось письмо так: «Извините, что разговариваю с Вами письменно. Я очень теряюсь при устном общении с Вами. Я Вас очень люблю и очень боюсь».

Данелия помог мне трижды: он «пробил» меня на «Мосфильм», помог получить московскую прописку, защитил от одного БХ (Большого Художника).

Еще учась на курсах, я написала такой «программный» стишок:

Сегодня у меня свои студенты, свои ученики. Я помню Большой Урок человеческого достоинства и ответственности за чужую судьбу. Научить режиссуре как мировоззрению — невозможно. Можно поучить ремеслу, но главное — суметь вовремя подставить плечо. Что я и пытаюсь сегодня делать.

Жизнь с телефоном

Главный редактор Объединения комедийных и музыкальных фильмов Эдик Ермолин с благословения Георгия Николаевича повел меня к генеральному директору «Мосфильма» Н. Т. Сизову за добычей временной прописки. Это были времена строжайшего паспортно-прописочного режима, и поселиться в Москве за красивые глаза было практически невозможно.

— Вот, Николай Трофимович, — робко сказал Ермолин, — наш молодой режиссер. Замужем за москвичом. Меняет квартиру. А пока надо помочь временно прописаться.

Сизов поднял на него тяжелый взгляд:

— Ну и объединение у вас… комедийное… В Москве режиссеры, что ли, перевелись?

Я думаю, что Сизов слышал про печальную историю фильма «Предположим, ты капитан…». Поэтому ему совершенно не хотелось брать на свой «мосфильмовский» корабль какого-то «предположительного капитана». Но все-таки за меня ходатайствовал сам Данелия. И Сизов подписал нужное письмо. А я, ухватив за перо «птицу счастья завтрашнего дня», поселилась в гостинице «Мосфильма». И начала там жить-поживать долгих четыре года и две с половиной картины — с электроплиткой, холодильником «Морозко» и — главное! — с телефоном, которых на все номера было только два! Конечно же вся гостиница ходила ко мне звонить — потом выпить чаю, потом водки, потом рассказать собственную жизнь. Я наполнялась чужими жизнями. А на свою времени катастрофически не хватало.

Кто там?..

«Мосфильмовская» подарила мне много замечательных дружб. Это были люди, которые, как и я, надолго поселялись здесь — из-за работы.

Марксен Гаухман-Свердлов — гениальный художник! — делал почти все картины с Глебом Панфиловым, работал с Сергеем Соловьевым. Не мне оценивать творчество Марксена, я надеюсь, это еще сделают другие. Я могу только благодарить гостиницу и судьбу за его уроки. Веселый, греховный, абсолютно безразличный к собственному быту и комфорту, Марксен был неуступчив и бескомпромиссен во всем, что касалось работы. Я знаю случаи, когда сдавались даже режиссеры: просили его об уступках или о снисхождении. Марксен умел побеждать и заставлял побеждать всех, кто соприкасался с ним в работе. Помню, в конце картины «Суета сует» выяснилось, что Анна Варпаховская, одна из главных исполнительниц, из-за отсутствия звания и регалий получит денег гораздо меньше остальных. Я была молодым режиссером, и мне казалось, что ко мне никто не прислушается и что это неловко — просить денег.

— Ты же не для себя, для актрисы. Просить для других не стыдно, это надо делать обязательно, она хорошо сыграла. Ты должна! — Он заставил меня написать письмо, пойти к начальникам, и — мы победили…

Композитор Исаак Шварц. Седой, невысокий, с живыми яркими глазами… У нас с дочерью хранится кассета с записью замечательного романса на стихи Булата Окуджавы «Кавалергарды, век недолог» в авторском, первом исполнении. Когда Шварц пел «Не обещайте деве юной любови вечной на земле», он с таким искренним обожанием и сожалением смотрел на мою пятнадцатилетнюю дочь, что она готова была ему поверить.

Драматург Александр Володин. Потом кино нас соединит в «Двух стрелах». А пока — Сергей Колосов снимает «Назначение». И Александр Моисеевич просит меня, соседку по номеру, называть его Сашей. Саша разговаривает очень тихо и неправдоподобно вежливо. Никого не ругает, всех любит, снисходителен к любым человеческим слабостям, готов простить всем все. Даже кажется иногда, что он притворяется — таких людей не бывает — или он пережил и постиг нечто высшее, что дает ему право быть таким. Это потом я узнаю, что «Горестную жизнь плута» (в прокате «Осенний марафон») Володин писал с себя. Кто-то рассказал о Володине такую байку. Однажды пришла к нему журналистка. Стала пытать про то да се. А напоследок поинтересовалась, есть ли у Александра Моисеевича какое-нибудь хобби. Володин глубоко задумался. Выходило так, что нет у него никакого хобби. Журналистка собралась домой. А он все сидел и грустно думал о собственном несовершенстве: у всех есть это самое хобби, а у него нет. И вдруг вскочил радостный и побежал за журналисткой. «Есть! Есть у меня хобби! Я люблю выпивать! Я люблю выпивать с друзьями! И закусывать!» — крикнул он ей вслед. Вот такой божественный и горестный плут…

Андрей Тарковский. В гостинице был буфет мягкого алкогольного наполнения. Там часто дозаправлялись мосфильмовцы. Однажды я совпала за столом с Андреем. Он был совсем близко. Говорил что-то пьяно-задиристое и был похож на мальчика. Но кожа на лице тонкая, морщинами исписанная, как пергамент. Пергаментный мальчик. И очень сильное поле. Трудно рядом оставаться самим собой. Может, и не нужно. Мы так и не были знакомы. Знакомой с ним, и достаточно близко, оказалась одна Моя Приятельница. Она как-то подарила ему страшный дефицит — томик стихов Ахматовой и ананас. И у них случился роман — так, по крайней мере, она определила. Роман этот ничем не кончился — у Андрея уже в это время дома сидела другая женщина, его жена Лариса.

Зато у меня есть подаренный и подписанный том стихов замечательного поэта Арсения Тарковского — отца Андрея… А позже романтическое киношное Болшево (был когда-то такой Дом творчества у кинематографистов) подарило моей дочери Кире дружбу с Арсением Тарковским-младшим.

Нина Николаевна Глаголева, Леонид Николаевич Нехорошее, Николай Александрович Иванов, Олег Александрович Агафонов и другие начальники «Мосфильма»…