Стражи Кремля. От "охранки" до 9 - го управления КГБ - читать онлайн книгу. Автор: Петр Дерябин cтр.№ 72

Ежегодно, после того как группа кандидатов примерно из пятисот человек преодолевала последний отборочный барьер, личные дела большинства из них с самыми последними записями направлялись заместителю министра государственной безопасности для окончательного рассмотрения кандидатур и утверждения их. Однако в тех случаях, когда претенденту предстояло находиться в непосредственной близости к Сталину то ли в роли телохранителя, то ли как врач или просто прислуга, окончательное решение в отношении его должен был принимать сам министр государственной безопасности, что он и делал, но только после того, как обсуждал в деталях с Власиком и Поскребышевым предложенную ему кандидатуру.

Лица, которых брали в Охрану, не упускались сотрудниками отдела кадров из виду на протяжении всей их службы: наблюдение за ними не прекращалось практически никогда. Поскольку под вечным надзором, одной из целей которого была проверка благонадежности буквально всех без исключения, находились не только молодые, но и старые сотрудники Управления, связанная с этим работа превращалась в нудное, рутинное занятие. Чтобы облегчить участь кадровиков, каждый сотрудник Управления был обязан своевременно сообщать им обо всех изменениях в своем семейном положении, о судебных разбирательствах и даже о заболеваниях родственников. Все подобного рода сообщения подлежали проверке, и если в ходе ее обнаруживалось нечто, говорящее не в пользу сотрудника, ставился вопрос о его дальнейшей судьбе. Наименьшее наказание, которому подвергался тот, кто представил в отдел кадров неверные сведения о себе, заключалось в понижении в должности. К мерам, которые могли быть приняты в той же связи, относились также перевод сотрудника в другие органы государственной безопасности и даже увольнение его с «волчьим билетом».

«Волчий билет» — это образное понятие, означавшее по сути клеймо, которое ставилось на человека и сохранялось на нем в течение всей его последующей жизни. Помимо лиц, заподозренных в неблагонадежности, он «вручался» также и всем тем, кто совершил какой-то позорный поступок, потерял бдительность или просто выразил желание уйти из Управления, что воспринималось как самое настоящее преступление, поскольку «свидетельствовало» о том, что сотрудник не желает охранять «дорогого товарища Сталина».

Получение «волчьего билета» автоматически влекло за собой исключение из партии или комсомола и к тому же с самой отрицательной характеристикой. Об изгое немедленно сообщалось в Министерство государственной безопасности, вслед за чем в отдел «Т» поступало распоряжение держать его под наблюдением как «антисоветского элемента», возможно, с «террористическими наклонностями». Кроме того, этот отверженный заносился в черный список по месту прежней службы. Он не мог устроиться на работу ни в одном государственном учреждении или предприятии, поскольку с ним как «помеченным» органами попросту боялись иметь дело. Немалую роль в этом играло также то обстоятельство, что начальники отделов кадров во всех советских учреждениях и на производственных предприятиях были штатными или внештатными сотрудниками органов государственной безопасности.

Не выдержав подобных воистину невыносимых испытаний, многие из получивших от Управления «волчьи билеты» кончали жизнь самоубийством. Такие вещи происходили с бывшими сотрудниками и Охраны № 1, и Охраны № 2. От подобных ударов судьбы не был застрахован никто. В частности, в исключительно тяжелом положении оказались телохранители Кузнецова и Вознесенского, которым после ареста их хозяев предложили на выбор или работать охранниками в исправительно-трудовых лагерях в Сибири, или оказаться в числе уволенных с «волчьим билетом». Далеко не все согласились отправиться в Сибирь, судьба же тех, кто принял это предложение, сложилась по-разному: одни покорно тянули лямку, другие же вскоре свели счеты с жизнью. Однако большая часть самоубийств приходилась на другие подразделения Управления. Несомненно, причина этого кроется в том, что многие из их сотрудников, будучи людьми более образованными, осознавали в конце концов, на какого рода службу они поступили.

Что бы там ни было, основная масса «трудящихся», которых никто не принуждал поступать на работу в Управление, покорно несли свое бремя, занимаясь лишь порученным им делом и стараясь избегать неприятностей. Они несли дежурство на ночных московских улицах и на безлюдных дорогах, которые вели к дачам иерархов. Из года в год сидели за станковыми пулеметами, установленными в Нижних ярусах Мавзолея Ленина и предназначавшимися для шествовавших по Красной площади «ликующих народных масс», воздерживались от спиртных напитков в рабочее время и никогда никому не говорили о том, чем они занимаются, в надежде отбарабанить двадцать пять лет и уйти спокойно на пенсию, равнявшуюся примерно восьмидесяти процентам от уровня их заработной платы. Однако чаще всего случалось другое: их, со ссылкой на сфабрикованное врачами медицинское заключение, увольняли раньше срока (Советское правительство не любило раздавать слишком много пенсий) и в лучшем случае пристраивали затем в одно из подразделений отдела снабжения, обслуживавшего членов Политбюро и их домочадцев, для которых всегда тут имелись охотничьи ружья, икра, телевизоры и прочие предметы потребления. Охранники не могли рассчитывать на сколь-либо значительное повышение в звании к тому времени, когда встанет вопрос об уходе на пенсию: лишь единицы из них дослуживались до майора.

Если охранник попадал в неприятную историю и, как следствие, оказывался уволенным еще до того, как отслужил положенный срок, он не мог надеяться на пересмотр дела: любое обращение в любые инстанции, как хорошо было известно всем, только ухудшило бы его Положение. Тем не менее некий лейтенант Матвеев, уволенный из Охраны, пренебрег данным обстоятельством. Его беды начались после того, как было обнаружено спецслужбой, что его жена переписывается со своей тетушкой, проживающей в Бельгии. Данный факт послужил достаточным основанием для увольнения Матвеева, о чем ему прямо сказали. В течение последующих двух месяцев он не только безуспешно пытался устроиться куда-нибудь на работу, но и постоянно обращался и в органы государственной безопасности, и к партийному руководству с заявлениями, в которых утверждал, что переписка его жены к нему лично не имеет никакого отношения. Однако все протесты, как и следовало ожидать, были проигнорированы, Не зная, что делать, и находясь фактически на грани голодной смерти, он заявился в состоянии, близком к умопомешательству, в американское посольство и обратился к его сотрудникам с просьбой хоть о какой-нибудь помощи, если предоставить ему политическое убежище они не в их силах. Возможно, это был один из тех периодов, когда США из соображений высшей политики снова делали вид, что стоят за дружбу с Советами, хотя нельзя исключать и того, что официальные лица в посольстве вполне обоснованно заподозрили, что обращение к ним сотрудника Охраны всего лишь игра. Как бы там ни обстояло в действительности дело, кончилось все тем, что посольство отказалось сделать что-либо для Матвеева и, по существу, выставило его на улицу. Поскольку служба наблюдения выследила лейтенанта, он сразу же, как только за ним захлопнулась дверь, был арестован, после чего, в крайне спешном порядке, его заключили в тюрьму на пять лет.

Другой случай увольнения сотрудника Управления из-за родственников был еще более трагичным, поскольку выставленный из Охраны человек во время поступления на службу, где его ждала рутинная «наружно-постовая» работа, ничего не знал о «преступлении» родственника, как, впрочем, об этом не было известно и тем из отдела кадров, кто изучал его личное дело и проверял кандидата на благонадежность. Впоследствии, однако, и офицер и, независимо от него, Управление обнаружили, что его сестра замужем за человеком, побывавшим в немецком плену. В результате, несмотря на то, что сам сотрудник Охраны отличился во время войны, «сокрытия сведений» ему не простили. (Как ни иронично это звучит, но если бы он сам рассказал обо всем сотрудникам отдела кадров, конечный итог для него был бы тот же самый.) Оказавшись «на улице», офицер пытался объяснить, как обстояло дело, и руководству службы безопасности, и партийным «боссам», однако это ему все равно ничего не дало. Когда же его сбережения подошли к концу, а жена должна была вот-вот родить, его охватило отчаяние. Не выдержав нервного напряжения, он ворвался в Московский горком партии, швырнул партбилет на стол и с вызовом спросил аппаратчиков, что скажут они на это. Представитель Комитета партийного контроля незамедлительно обратил внимание Горышева на поведение бывшего сотрудника Управления. Горышев тут ice высказал мнение, что такие люди представляют собой реальную опасность для партии, и приказал установить за ним специальное наблюдение. После того как это было сделано, «хвосты» регулярно стали докладывать наверх о том, что их «объект» при каждом удобном случае говорит о якобы допущенной в отношении его несправедливости и рассказывает всем и каждому, что он выбросил свой партбилет. Зная точно, что за ним наблюдают, бывший сотрудник Управления вырвал у женщины сумочку, после чего позволил Схватить себя на месте преступления. Но совершил офицер ограбление не ради денег, которые могли бы оказаться в сумочке и которые ему, несомненно, пригодились бы, воспользуйся он ими. Его целью было попасть в тюрьму или исправительно-трудовой лагерь не в качестве политзаключенного, а как обычный уголовник, который имел все основания надеяться на лучшее обращение с собой, чем «политический». Все так и вышло, как он рассчитывал. За хищение сумочки его приговорили к трем годам лишения свободы. В общем, получалось так, что ему «припаяли» значительно меньший срок по сравнению с тем, который он мог бы получить за остальные свои «преступления».