Голос вождя - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Махров, Роман Злотников cтр.№ 28

Едва мы отдышались, как к нам подошел Фогель-Птицын.

– А вы, господа, действительно весьма важные персоны! – с хмурым видом сказал гауптман. – Час назад из города вернулись наблюдатели и сообщили – полк внутренних войск НКВД начал тотальное прочесывание Минска – оцепляют квартал и проверяют каждую щель. А чтобы пресечь несанкционированные передвижения по улицам, на всех перекрестках установили усиленные пушечными броневиками и станковыми пулеметами посты пограничников. Серьезно за нас взялись! Боюсь, что уходить придется уже сейчас, не дожидаясь темноты, иначе клетка захлопнется! И еще… простите, господа, но вас придется связать! Кнаак!

Ефрейтор принес веревки, но связали нас в «легком» режиме – руки спереди, не сильно затягивая узлы. Едва нас «зафиксировали», как прозвучала команда «Форвертс» и диверсанты снова тронулись в путь. На этот раз – легкой трусцой. Опять мы двигались по подвалам и заброшенным дворикам, но через час вышли не в очередное подземелье, а в полуразрушенный цех какой-то фабрики.

Крыша сгорела и рухнула, одни колонны торчали повсюду, как скорбные трубы Хатыни. Иногда из-под завалов горелых досок выглядывали станины брошенных или полуразобранных станков, перекрученные короба вентиляции и прочий хлам.

– Форвертс! – ткнул меня кулаком в спину Кнаак, и мы вслед за немцами бегом, едва не поломав ноги в кучах мусора, пересекли «коробку» разбомбленного цеха. Оказавшись на большом фабричном дворе, где были разбросаны пустые дощатые ящики и исписанные, исчерканные, изорванные листы бумаги, диверсанты приблизились к воротам, покореженным близким взрывом.

Гауптман остановил группу и прислушался. Я и сам вскоре разобрал звук работавшего мотора. Минута – и во двор въехала полуторка. Из кабины выбрались два парня в форме красноармейцев – сержант и младлей.

– Херр гауптман! Транспорт гемиферт! ^[44] – доложил «младлей», вскинув к пилотке два пальца. Да, блин, конспираторы…

– Залезайт! – скомандовал Кнаак нам со Светой, и мы подчинились.

В кузове мы сели у самой кабины, двое фашистов устроились по бокам, остальные – вдоль бортов, а гауптман занял место в кабине, рядом с водителем.

Машина тут же тронулась, по сложной кривой покидая фабрику, объезжая воронки и груды кирпича, поваленные деревья и брошенную технику – черные остовы сгоревших грузовиков и тракторов.

Подвывая мотором, погромыхивая бортами, полуторка выехала в пустынный переулок. Солн-це уже село, и развалины прятались в сумерках. Здесь обочины тоже были усеяны брошенными вещами – какими-то тряпками, ящиками, коробками, чемоданами, сундуками и даже мебелью: кроватями с панцирными сетками, этажерками, комодами, стульями. Меня поразили компактно рассыпанные перед какими-то воротами сотни книг – страницами играл ветер. Ветер войны, который унес прочь планы и мечты очень многих людей, оборвал неисчислимое количество желаний и самих жизней.

Было очень тихо, и вой неухоженного механизма напрягал до дрожи, как будто это я был диверсантом и любой звук мог выдать меня. Напряжение спало с меня в тот самый момент, когда среди очередных руин расцвел огненный цветок, и только мгновение спустя я услышал характерный стук «Максима».

– Ложись! – крикнул я, бросаясь на пыльные доски и пригибая Светлану.

Однако неведомого пулеметчика вовсе не интересовали хорошо видимые в открытом кузове живые мишени – пули ударили по двигателю. Тот взвыл, жутко заскрежетал – и заглох. Под резкие команды гауптмана и ефрейторов немцы поспрыгивали на землю, вслепую стреляя по противнику. Положить прямо здесь всех пассажиров полуторки с той позиции, где стоял пулемет, не представляло особого труда, но «Максим» молчал. В ответ на заполошную стрельбу диверсантов грянуло всего несколько одиночных выстрелов, сразу ополовинивших небольшой отряд.

Я догадался, что это пришли именно за нами – уж очень аккуратно работали «засадники» – только по четко видимым целям, чтобы не ухлопать меня и Свету вместе с диверсантами.

Короткими перебежками, подчиняясь чужим рукам, вцепившимся в нас со Сморкаловой, как тиски, мы проскочили открытое пространство и нырнули за угол полуразрушенного дома. Ага! Кажется, Фогель недосчитался еще одного – Вилли как-то странно споткнулся, отпустил мой рукав, грянулся всей мордой в щебенку и уже не встал. Отлично, одним надсмотрщиком меньше…

Перебежав неширокую улицу, немцы снова нырнули в подвал. И тут я услышал, как визгливо матерится гауптман, смешивая русские и немецкие слова.

– Мать вашу перемать через три гроба… шайссе… суки… швайнехунд… Где, билат, обещанная авиаподдержка?!!

И тут наверху загрохотало. Вероятно, Фогель не просто так, внаглую, решил выехать из Минска на грузовичке с ветерком. Он явно «заказал» по радио авиаудар в определенный квадрат и планировал проскочить его сразу после бомбардировки, но нарвался на засаду.

Бомбежка длилась всего минут десять, но показалась очень долгой, при каждом взрыве перекрытия ходили ходуном, и – это не фигура речи – балки и доски реально двигались с амплитудой не менее десяти-пятнадцати сантиметров. Не успела опасть пыль, как мы выскочили из подвала и, не скрываясь, понеслись по улице. Я попытался было притормозить движение в расчете на то, что нас настигнут парни, устроившие засаду. Но немедленно получил стволом пистолета между лопаток от старины Кнаака, потерявшего, должно быть, своего последнего друга. Мы в приличном спринтерском темпе пересекли маленький скверик с поваленным памятником и оказались в частном секторе с одноэтажной застройкой. Почти все дома и домишки горели, подпаленные авиаударом. Причем горели хорошо – столбы пламени поднимались на два десятка метров, а жар опалял кожу даже на расстоянии.

Наша пробежка была достойна первых планов на съемках – черные пригнувшиеся фигуры мчались по узкой улочке, а с обеих сторон колыхались полотнища пламени, трещало дерево и в небо отлетали мириады искр. Волосы на голове дымились, в горле скреб сухой наждак, воздуха не хватало, ноги заплетались от усталости, рана в бедре при каждом шаге стреляла резкой болью.

Проскочив пожарище, диверсанты снова нырнули в черноту подземелий. Первое, наверное, служило каким-то овощехранилищем – оно оказалось усеяно зловонными лужами и кучами гниющих овощей. Причем сгнивших настолько, что я затруднился с определением семейства погибших плодов – к пасленовым они относились или к тыквенным ^[45]. Под ногами, возмущенно попискивая, рассекали здоровенные раскормленные крысы.

Далее начался самый настоящий лабиринт из тесных переходов и каморок, где хранили дрова и какой-то сломанный хлам. Зато третий подвал оказался вполне приличным на вид: большой, чистый и сухой зал, чей низковатый сводчатый потолок опирался на мощные квадратные колонны-подпорки, – настоящий дворец.

В полнейшей тьме мутные и тусклые огоньки слабеньких, в сравнении с нашими светодиодными, ручных фонариков казались столбами света. На стенах, покрытых осыпавшейся штукатуркой, то и дело появлялись гротескные, изломанные черные тени. Пошатавшись по залу и не обнаружив опасности, диверсанты решили затаиться. Меня со Сморкаловой посадили у стены, на небольшую стопку трухлявых досок.