Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб - читать онлайн книгу. Автор: Ф. Саусверд cтр.№ 73

— У тебя красивый почерк, Граф, ты был, наверное, одним из первых в школе, — сказал Пуриньш. — Так, это текст присяги. Она у тебя, как клятва почти.

— А что вы думали? — спросил Граф. — Для нас это основной документ. Главное в нем — в плен мы не сдаемся. Присяга дана «Рижскому партизанскому центру».

— Эрис, переписывайте все три бумаги. В присяге и в удостоверении участника организации имеются прочерки, впишите туда фамилию, имя, отчество нашего друга, — распорядился Пуриньш.

При слове «друг» Ланге и Пуриньш обменялись понимающими взглядами.

Эрис сидел, пыхтел и писал. Остальные пропустили по рюмочке. Эрис сказал:

— Я не очень-то владею письменным русским, но мне кажется в тексте Графа имеются ошибочки.

— Да бросьте, не обращайте внимания, переписывайте. Все должно быть естественным. Не будем же мы звать эксперта по языку. Ошибки присущи нашим кадрам. Вот без ошибок — подозрительно. В письменном отношении к руководству отряда имеются слова, чтобы «центру» и другим городским группам помогли минами, пистолетами, стрелковым оружием? — спросил Ланге.

— Да, конечно, — в один голос подтвердили Эрис и Граф.

— Отлично, — прореагировал Ланге. — На этом мы их и нагреем.

Через час все было готово. В верхнем левом углу отношения в отряд стоял угловой штемпель с полным наименованием на латышском языке «Рижский партизанский центр», в прочерках для места написания документа значилось — Рига, 4 сентября 1943 года. Особо впечатляла печать, на которой рельефно выделялись мощные, мускулистые, выглядывающие из-под засученных рукавов руки рабочего с силой ломающие ладонями ненавистную паучью свастику. Полукругом вокруг оттиска печати шла надпись на латышском языке: «Смерть немецким оккупантам».

Выбирая глубину и оттенок печати, которая не Должна была иметь идеальную форму на документе, Пуриньш ставил бесконечные ее оттиски на листочках. Ланге это дело надоело, и вообще пора было идти в столовую. Поэтому он предложил закругляться. Пуриньш расписался на документах за руководителей подпольной организации, и все перешли к холодным закускам и горячительным напиткам.

Эрис отозвал Графа, сказал ему, что тот доложен пойти к себе выспаться, дал ему в качестве снотворного бокал французского коньяка и с собой пакетик провизии с барского стола. Они договорились, что завтра в десять утра, перед походом Графа к Стефании, они встретятся еще раз здесь и в присутствии Пуриньша договорятся о способах связи. Распрощались.

За столом разговорились. Все были рады успешному началу операции «Мимикрия».

— Собственно говоря, почему «Мимикрия»? — спросил Эрис, наименее осведомленный из трио по части проворачиваемых сегодня в его квартире дел.

Ланге как старший объяснил:

— «Мимикрия» — это защитное средство растения или животного, обеспечивающее сходство с окружающей природой, т. е. превращение становится незаметным, неразличимым для врага. Вагнер со мной поделился, что этот Граф и в мормоны влезет, и в староверы протиснется, дай такому мужичку только направление. Абвер его прогонял, как двигатель самолета на стендах. Единственно только в роли гомика он не выступал. И то пока ему не приказали.

Во время этой тирады с упоминанием абвера Пуриньш навалил себе побольше закуски. Он смущался.

— У меня вопрос, господа, — воскликнул Эрис. — Вероятно документы, которые окончательно превратят Графа в «Мимикрию», следует зашить ему в одежду. Надо отдать это портному, не так ли?

— О нет, наш дорогой хозяин. Пусть это сделают его дамы из карточной колоды: Мария, Стефания, Эмилия. Они любому проверяющему подтвердят, как собирали в дорогу беглеца-патриота, и потом, Эрис, мужской стежок хороший криминалист определит через пять минут, — сказал Ланге и вдруг перевел разговор в другую плоскость: — Кстати, Пуриньш, я заметил, что служанка Марта, так кажется ее звать, заметно отличает вас как старого друга дома даже какое-то довоенное рандеву вспомнила.

— Господин Эрис-старший — достойнейший коммерсант и дипломат, я всегда ценил его расположение, — ответил Пуриньш.

— Вы любвеобильны, Пуриньш. Иногда я завидую вам, руководители всех наших родственных ведомств чрезвычайно к вам предрасположены, — лукаво прищурил свои выразительные глаза Ланге. Он был в хорошем настроении и мог позволить себе любезно намекнуть, что СД известно все не только о врагах…

— Вы знаете, штурмбанфюрер, моя сила в том, что моему любому устному слову, а тем более по какой-то сделке, вы можете верить полностью. В наше время игр и интриг — это редкое качество. Стоит кому-то подвести компаньона, он в круг играющих уже не попадет, не так ли? Я оказал в прошлом некоторые услуги абверу, начальство это знает, я доложил, но служу в вашем монастыре и его устава не нарушаю. Раньше я работал в политической Полиции Латвийской республики, с врагами президента Ульманиса не путался. Опять-таки из-за джентльменски данного слова. А вот начальник информационного бюро штаба армии Латвии полковник Целмс-Цельминьш, начальник «латвийского абвера», так сказать, на следующий день после вступления красных в сороковом году, пулю в лоб себе пустил. Он присягу солдата нарушил, говорят, что красным он служил, но от президента держал это в тайне. Правда, тот распорядился несмотря ни на что похоронить бедолагу на Братском кладбище. Служить вам он почему-то не захотел, хотя и был в пределах видимости германских служб. Мир праху его! — Пуриньш на минуту склонил голову. — Нет, сентиментальничание в обращении с пистолетом — это удел натур, не годящихся для нашей работы.

— Ну хорошо, хорошо, Пуриньш. Абверовские бонзы оценили вас изрядно. К сожалению, вы не Лахузен, и Канарис не мог перетащить вас непосредственно в центр абвера, а в какой-то их дыре вам не пристало быть. Я ценю вас, Пуриньш, не меньше оберфюрера. Хватит комплиментов, однако, и не будем ссориться. А в чем ваша слабость, черт возьми?

— Моя слабость, — здесь Пуриньш покосился на молодого Эриса, — моя слабость в моей жене, Магде, я хочу сказать. Слишком уж ее использовал турецкий консул, и вы не отстаете. Все переплелось в этом мире.

Ланге слегка опешил, но удержался от мысли нанести было булавочный укольчик и лишь заметил:

— Она моя слабость тоже, думаю, вы верно меня поймете и не обидитесь, мой друг.

— Вот видите, доктор, я вам сказал честно, а вы, вероятно, подумали, что вот Пуриньш сейчас пойдет зигзагом. Мы с Магдой нашли друг друга в зрелом возрасте, она моя опора в этом качающемся водовороте событий, верьте мне. Хайль, Гитлер, доктор!

Все привстали.

Закусив еще и высказав свое восхищение гостеприимству хозяина дома, Ланге заметил, что должен откланяться, необходимо посетить оберфюрера, пускай Пуриньш пока задержится здесь, о дополнительных моментах он телефонирует сюда.

Примерно через час Ланге позвонил.

— Оберфюрер передает вам и Эрису привет, Пуриньш. Все сделано основательно. Дополнительно следует: не выставлять и снять все посты наблюдения за группой условно «Фотоателье», на вокзале в день отъезда Графа, у дома Стеафнии. В поезде, до станции Зилупе в вагоне рядом поедет Эрис. Мало что, проверка — и со своим аусвайсом Граф будет в роли размахивающего белым флагом. Эрису надо получить для себя жетон патруля отдела гестапо Остланда о дальнейшей связи: Граф подготовит три тайника на месте, мы пришлем курьера через месяца два. Дайте ему пару телефонов для связи здесь. Если он окажется один в месте, откуда можно позвонить, то использует возможность. Договоримся о рандеву. И последнее. Надо постараться продвинуться в их разведку, у него есть для этого знание языка, аусвайс, опыт, храбрость. Тогда будет толк. И встретиться будет легко. Сидеть в обозе нечего. Еще раз успеха. Об операции «Мимикрия» знаем мы четверо. У оберфюрера все. Еще раз удачи.