Россия: народ и империя - читать онлайн книгу. Автор: Джеффри Хоскинг cтр.№ 107

Таким образом, существовало несколько различных версий того, что называется «единение царя и народа». В 1860–1870-е годы появилась влиятельная общественная группа, предложившая собственное понимание Российской империи. Они видели обновление национального сознания в оказании помощи славянским и православным народам Центральной и Восточной Европы по созданию национальных государств, для чего ей предстояло возглавить крестовый поход славян против Османской империи и империи Габсбургов.

Панславизм был ответом на дилемму, вставшую перед Россией после Крымской войны. Когда началась перекройка карты Европы, и народы, прежде разделенные политическими границами, стали объединяться, многим показалось, что Россия может компенсировать недавние неудачи развитием отношений со славянскими и православными народами Европы и, возможно, заключением с ними некоего политического альянса или даже полного союза. Последнее предложение имело свой аспект: если в состав империи будут включены другие славяне, они укрепят численное преобладание славян в ее границах и, вероятно, облегчат переход к какой-нибудь форме демократического государства, может быть, с национальным собранием или Земским Собором, в котором преобладали бы славяне.

Привлекательность панславизма усиливало присутствие в нем мессианского элемента. Стихотворение Федора Тютчева «Русская география», написанное в 1849 году, является примером характерных возвышенных устремлений, географической неопределенностью ощущения исторической и религиозной миссии:

Мессианские настроения были преобразованы в культурно-историческое пророчество Николаем Данилевским в его «России и Европе» (1869). Данилевский полагал, что период римско-германского влияния в Европе, погрязшей в коррупции, материализме и фракционности, приближается к концу и на смену придет господство славяно-православной культуры, которая «представляла органическое единство… скрепленное не искусственным политическим механизмом, но глубоко укоренившейся народной верой в царя».

По мнению Данилевского, новая славянская цивилизация, со столицей в Константинополе, представит собой синтез высших достижений своих предшественников в религии (Израиль), культуре (Греция), политическом устройстве (Рим) и социально-экономической сфере (Европа) и дополнит их славянским духом социальной справедливости. «На обширных равнинах Славянства должны слиться все эти потоки в один обширный водоем».

Это была мессианская геополитика, а образ последней, самой совершенной земной империи со столицей во «Втором Риме» вызывал воспоминания о старом русском мифе.

Этнографическая выставка в Москве в 1867 году стала первым форумом панславистов, на котором обсуждались вопросы практической политики. Михаил Катков убеждал собравшихся, что Россия должна сыграть роль Пруссии в Германии, сведя всех собравшихся в единое государство. Такая кампания «завершит торжество национального принципа и заложит надежный фундамент современного равновесия в Европе».

Ректор Московского университета объявил: «Давайте объединимся, как Германия и Италия, и имя объединенной нации будет: Великан!» Он призвал к созданию общего панславянского языка: «Пусть один литературный язык покрывает все земли от Адриатического моря и от Праги до Архангельска и Тихого океана, и пусть каждая славянская нация… воспримет этот язык как средство общения с другими». Не приходится сомневаться, что ректор имел в виду русский язык.

Не все присутствовавшие славяне согласились безропотно принять российскую гегемонию. Чехи, Палацки и Ригер, призвали к примирению России и Польши, причем к примирению, основанному на уступках обеих сторон. Однако русские упрямо стояли на своем, доказывая, что с 1815 года делали все возможное, чтобы у поляков было свое национальное государство, но наталкивались на неблагодарность, на восстания и на попытки присвоить российскую территорию. Споры на форуме высветили одну из неизбежных дилемм панславизма — те, кому он был предназначен служить, отвергали кардинальные элементы программы и не желали становиться частью Российского государства, не гарантировавшего сохранение демократии. В этом отношении особенно, непримиримую позицию занимали поляки, пропитанные духом римского католицизма и имевшие достаточный опыт общения с Россией.

В 1871 году, с образованием Германской империи, панславизм стал все более недвусмысленно превращаться в доктрину Realpolitik, средство сдерживания экспансии германского влияния в Центральной и Восточной Европе. Генерал Р. Фадеев полагал, что наступило время решающего противостояния немцев и славян: Россия, считал Фадеев, должна либо контратаковать, используя славянские связи, и ослабить союзника Германии, Австрию, либо отступить за Днепр и стать преимущественно азиатской державой. При поддержке славянских народов у русских откроется путь в Константинополь, который генерал предлагал объявить открытым славянским городом. Для него панславизм являлся необходимой предпосылкой для сохранения Россией статуса великой европейской державы: «Славянство или Азия», — любил повторять он российским дипломатам.

Те, однако, вовсе не спешили принять логику его позиции, и Фадеев был отставлен от активной службы за распространение своих идей. Официальная точка зрения Министерства иностранных дел состояла в том, что для укрепления легитимности монархического принципа в Восточной Европе и сохранения стабильного баланса сил России следует сотрудничать с Германией и Австрией, противодействуя революционным движениям, в том числе и националистическому. Российское правительство никогда последовательно не поддерживало панславизм, так как такая политика привела бы страну к войне с Габсбургами и Османами, а возможно, даже вызвала бы всеобщую европейскую войну. Кроме того, по существу это была революционная стратегия, направленная против легитимных суверенных государств. Для Российской империи поддержка принципа мятежного национализма, по меньшей мере, была чревата внутренними потрясениями.

Тем не менее сербское и болгарское восстания 1875–1876 годов против османского правления стали удобным предлогом для панславянской агитации и доставили российскому правительству немало проблем. Армейские офицеры, светские дамы и купцы создали «Славянские благотворительные общества», которые проводили собрания, собирали деньги и даже начали запись добровольцев в сербскую армию. Достоевский, как мы уже видели, призывал к войне против турок, считая ее средством достижения «вечного мира». Власти решили, что не могут осудить подобные действия, и дали согласие, чтобы русские офицеры вступали в сербскую армию: среди них был и друг Фадеева, генерал Михаил Черняев, вскоре ставший символическим героем панславистов.