Россия: народ и империя - читать онлайн книгу. Автор: Джеффри Хоскинг cтр.№ 134

Его представление о новом национальном единстве не воплотилось на практике. Наступление, предпринятое в июне, успешно развивалось на некоторых участках фронта в течение нескольких дней. Но почти повсюду солдатские комитеты развернули дискуссии о том, нужно ли повиноваться приказам о наступлении, а некоторые сразу же отвергли их. В одном батальонном комитете солдат воскликнул: «Товарищи! На чьей же мы земле? Мы не аннексионисты, и правительство наше говорит: „Без аннексий и контрибуций“. Давайте отдадим австрийцам их землю и вернемся к нашим границам. Но если они попытаются идти дальше — только через наши трупы!» Комитет решил: «Своего не дадим, чужого не хотим».

В таких условиях наступление захлебнулось, а офицерам пришлось иметь дело с волной неподчинения.

Попытка Керенского объединить общественность и народ в порыве агрессивного патриотизма провалилась. Наоборот, она ускорила кризис, подвергший армию суровому испытанию и подготовивший путь к ее полному распаду. Корниловский мятеж еще более углубил этот кризис, выявив все противоречия «революционного оборончества».

Назначенный главнокомандующим в начале июля, генерал Лавр Корнилов был готов мириться с существованием солдатских комитетов, но хотел ослабить их реальное влияние запрещением всех фронтовых митингов и собраний, а также восстановлением полноты офицерской власти, включая смертную казнь. Керенский соглашался с ним, хотя, должно быть, понимал, что осуществление этой программы разрушит тот хрупкий компромисс, который удавалось поддерживать с большим трудом, лавируя между требованиями войны и давлением снизу. Керенский восседал сразу на двух стульях, которые все дальше и дальше отдалялись друг от друга. В августе Корнилов, пользуясь сложным положением премьер-министра, двинул элитные войска с фронта на Петроград с намерением ввести чрезвычайное положение и установить военное правительство. На полпути части остановили рабочие-железнодорожники, и Керенский, наконец, выбрал один из стульев — отстранил Корнилова от должности и отдал приказ об его аресте за измену.

Двоевластие распалось: Временное правительство и руководство Советов оказались зажатыми между генералами, желавшими продолжения войны, и общим настроением народа, все больше отождествлявшим войну с предлогом для продолжения существования эксплуататорского и репрессивного аппарата бывшей империи. Конфронтация общественности и народа сменилась конфронтацией империи и народа. Группа солдат на румынском фронте поставила перед офицерами вопрос: «Ради чего наши братья сбросили Николая II, и зачем солдаты поставили Керенского, если не для того, чтобы поскорее закончить войну?»

В связи с обещаниями большевиков прекратить войну осенью все больше и больше армейских комитетов или избирали большевиков, или отстранялись от дел на массовых митингах, которыми руководили либо большевистские агитаторы, либо представители военно-революционных комитетов, настроенные на свержение Временного правительства и окончание войны. Своим успехом большевики были обязаны широко распространенному мнению, что Временное правительство и верхушка Советов — это всего лишь старый режим в новом обличье, и единственный способ обеспечить интересы рабочих и крестьян — объявить об одностороннем выходе из войны, оставить фронт, вернуться домой и захватить землю. Революционная ситуация быстро заменяла национальный патриотизм узкоместным сознанием. Армия превращалась в рыхлый конгломерат сходок, каждая из которых была готова идти своим путем.

Захват власти большевиками в октябре узаконивал эти устремления. Объявив о прекращении огня и проведя закон о передаче земли деревенским комитетам, новое Советское правительство одобрило возврат к местничеству и разрешило солдатам в массовом порядке делать то, что те уже начали делать индивидуально: покидать фронт, возвращаться в деревню, чтобы принять участие в перераспределении земли. «Пролетарский интернационализм» начался на шаткой основе нового узкоместного сознания.

Опыт 1905 года, Дума и мировая война убедили большинство рабочих, что, направляя свои требования в официальные институты, они вряд ли добьются каких-либо изменений к лучшему. Капитализм и самодержавие представлялись частью одной безжалостной, карательной силовой структуры, и рабочие не испытывали уважения ни к закону, ни к частной собственности, ни к парламентским процедурам.

В прошлом они добивались успеха, лишь когда устанавливали собственные институты на основе всеобщей рабочей солидарности и боролись против нанимателей и правительства. Социалистическая интеллигенция воспринималась ими в качестве полезных руководителей, но рабочие со скептицизмом относились к ее преданности их делу, осуждали за безответственную фракционность, постоянно угрожавшую ослабить их солидарность.

В ходе Февральской революции рабочие, независимо от партийной принадлежности, сначала в Петрограде, а затем и по всей стране, поспешили восстановить те институты, которые — на их взгляд — обеспечили наибольший успех в 1905 году, — Советы. При этом ни одна из социалистических партий не рассматривала Советы в качестве острия пролетарского движения.

Тем не менее лидеры социалистов, прежде всего меньшевики, взяли на себя инициативу в их организации, почувствовав, насколько эти организационные формы популярны среди рабочих. 27 февраля социалисты вместе с только что выпущенными из тюрьмы рабочими, членами Военно-промышленного комитета, двинулись к Таврическому дворцу и создали Временный исполнительный комитет Совета рабочих депутатов. Новый комитет обратился с призывом провести выборы из расчета один депутат от одной тысячи рабочих и один — от одной армейской роты, а также объявил: «Совет рабочих депутатов, заседающих в Государственной Думе, ставит своей основной задачей организацию народных сил и борьбу за окончательное упрочение политической свободы и народного правления в России… Все вместе, общими силами, будем бороться за полное устранение старого правительства и созыв Учредительного собрания, избранного на основе всеобщего, тайного, прямого и равного избирательного права».

Новый Совет отличался тем, что возник в ситуации, когда революция уже одержала победу и, таким образом, с самого начала стал как органом власти, так и органом революции. Совет не стал брать на себя всю правительственную ответственность, но заключил соглашение с Временным правительством о поддержке на условиях объявления политической амнистии, провозглашения гражданских свобод, ведения строго оборонительной войны и подготовки к созыву Учредительного собрания. Более того, в отличие от 1905 года, Советам было что защищать. Эта доля ответственности стала новым грузом для лидеров Советов, стремившихся поддержать институты, созданные Февральской революцией, и не позволить их уничтожить ни контрреволюции, ни безответственным стихийным действиям.

Под давлением новой ответственности в работе Исполнительного комитета с самого начала появилась тенденция к превращению его в бюрократическую структуру. Согласно общей договоренности, основные социалистические партии могли назначить в Исполком собственных представителей, и позже подобная практика установилась в других городах. Тенденция к бюрократизации подкреплялась хаотичной природой дебатов на пленарных заседаниях Совета, куда рабочие и солдаты могли приходить и откуда могли выходить без всякого ограничения. Как свидетельствовал меньшевик Н. Н. Суханов, «затем толпа стоящих настолько погустела, что пробраться через нее было трудно, и стоящие настолько заполнили все промежутки, что владельцы стульев также бросали их, и весь зал, кроме первых рядов, стоял беспорядочной толпой, вытягивая шеи… Через несколько часов стулья уже совсем исчезли из залы, чтобы не занимали места, и люди стояли, обливаясь потом, вплотную друг к другу; „президиум“ же стоял на столе, причем на плечах председателя висела целая толпа взобравшихся на стол инициативных людей, мешая ему руководить собранием».