Армадэль. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Уилки Коллинз cтр.№ 49

Рука его обняла стан Нили, а губы подтвердили значение последней фразы с тем молчаливым красноречием, которое всегда так удачно убеждает женщину против её воли. Все приготовленные возражения Нили перешли в один заданный слабым голосом вопрос:

— Положим, что я отпущу вас, Аллэн, — шепнула она, нервно играя пуговицей на его манишке. — Вы долго будете отсутствовать?

— Я уеду сегодня, — сказал Аллэн, — с одиннадцатичасовым поездом и вернусь завтра, если с моим приятелем смогу решить все за один день; а если нет, то в среду, но уж никак не позже.

— Вы будете писать мне каждый день? — спрашивала Нили, прижимаясь к Аллэну ещё ближе. — Я буду изнемогать от волнения, если вы не будете писать мне каждый день.

Аллэн обещал писать два раза в день, если она хочет: писанье писем, стоящее стольких усилий другим мужчинам, не составляло труда для него.

— И помните, что бы ни сказали вам эти люди в Лондоне, — продолжала Нили, — я настаиваю, чтобы вы вернулись ко мне. Я определённо отказываюсь бежать, если вы не приедете за мною.

Аллэн заверил её во второй раз своим честным словом и самым страстным голосом, но Нили даже и тогда не осталась довольна. Она непременно хотела знать, точно ли Аллэн уверен, что он любит её. Аллэн призвал небо в свидетели и тотчас услышал другой вопрос, ответ на который должен был подтвердить его клятвы: мог ли он торжественно заявить, что никогда не пожалеет, что увёз Нили из дома? Аллэн опять призвал небо в свидетели горячее прежнего. Все бесполезно! Жадность женщины в нежных уверениях требовала ещё большего.

— Я знаю, что скоро случится, — настаивала Нили. — Вы увидите какую-нибудь другую девушку красивее меня и захотите жениться на ней, а не на мне!

Когда Аллэн раскрыл рот для дальнейших уверений, бой часов в большом доме слабо донёсся издали. Нили вскочила. Это был час утреннего чая в коттедже — другими словами: настала пора расстаться. В последнюю минуту сердце Нили устремилось к отцу, а голова опустилась на грудь Аллэна, когда она говорила ему: «Прощайте».

— Папа всегда был добр ко мне, Аллэн, — прошептала она, с тревогой удерживая его, когда он хотел уйти. — Мне кажется так нехорошо и жестоко убежать от него и обвенчаться втайне. О! Подумайте, прежде чем вы поедете в Лондон, не возможно ли сделать его добрее и справедливее к вам?

Вопрос был бесполезен: решительно неблагоприятный приём майором письма Аллэна пришёл на память Нили и дал ей ответ в то время, как она произнесла эти слова. В девическом горестном порыве она оттолкнула Аллэна, прежде чем он ушёл. Борьба самых противоречивых чувств, которую она сдерживала до сих пор, вырвалась наружу против её воли после того, как она махнула Аллэну рукой в последний раз и он исчез в чаще деревьев. Когда Нили сама медленно отправилась в обратный путь, долго сдерживаемые слезы потекли наконец обильным потоком и сделали эту утреннюю прогулку самой печальной в её жизни, так Нили не плакала уже давно.

Когда она отправилась домой, ветви деревьев на месте свидания раздвинулись, и мисс Гуильт тихо вышла на открытое место. Она торжествовала, высокая, прекрасная и решительная; прелестный румянец залил щеки, когда она смотрела на удаляющуюся фигуру Нили, лёгкими шагами подходившую к коттеджу.

— Плачь, дура! — сказала она спокойно своим звучным голосом и с презрительной улыбкой. — Плачь, как ты ещё не плакала до сих пор! Ты в последний раз видела своего возлюбленного.

Часом позже хозяйка мисс Гуильт была вне себя от изумления, а её болтливые дети были обескуражены. «Непредвиденные обстоятельства» вдруг заставили жилицу первого этажа отказаться от квартиры и выехать в Лондон в этот же день с одиннадцатичасовым поездом.

— Пожалуйста, распорядитесь, чтоб в половине одиннадцатого была подана карета, — сказала мисс Гуильт своей изумлённой хозяйке. — И извините меня, моя хорошая, за то, что я попрошу не мешать мне до тех пор, пока приедет карета.

Она заперлась в своей комнате и открыла письменную шкатулку.

— Как мне написать письмо к майору? — спросила она себя.

Минутное раздумье, по-видимому, помогло ей решиться. Она выбрала самое плохое перо и написала число на запачканном листе бумаги, кривыми, неровными буквами, окончившимися чернильным пятном, капнутым нарочно. Останавливаясь иногда немного подумать, она написала письмо следующего содержания:

«Милостивейший государь, совесть заставляет меня сообщить вам то, что, как мне кажется, вам следует узнать. Вам следует узнать о поступках мисс Нили, вашей дочери, с молодым мистером Армадэлем. Я хотела бы очень посоветовать вам убедиться поскорее, туда ли она ходит, куда, как вы думаете, она отправляется гулять по утрам перед завтраком. Я не вмешивалась бы в это дело, если б с обеих сторон была истинная любовь, но я не думаю, чтоб молодой человек имел искреннее намерение жениться на мисс. Я хочу сказать, что мисс только просто ему приглянулась. Другая особа, имя которой не будет упомянуто в этом письме, владеет его сердцем. Пожалуйста, извините, что я не подписываю своего имени. Я женщина скромная, и огласка может навлечь на меня неприятности. Вот все пока, сэр, от доброжелательной вам особы».

— Если бы я была истая сочинительница романов, — сказала мисс Гуильт, складывая письмо, — я и тогда не смогла бы написать естественнее от имени служанки.

Она начеркала адрес майора Мильроя, с восторгом посмотрела в последний раз на кривые и неуклюжие буквы, написанные её нежной рукой, и встала, чтобы самой отнести письмо на почту, прежде чем приступить к следующему серьёзному делу — укладыванию своих вещей.

«Странно! — подумала она, когда письмо было сдано на почту и она вернулась готовиться к отъезду в свою комнату. — Я отправляюсь на страшный риск и тем не менее никогда не находилась в лучшем расположении духа».

Чемоданы были готовы, когда приехала карета и мисс Гуильт оделась (с большим вкусом, по обыкновению) в свой дорожный костюм. Густая вуаль, которую она привыкла носить в Лондоне, появилась в первый раз на её провинциальной соломенной шляпке.

— На железной дороге иногда встречаешь таких грубых мужчин, — сказала она хозяйке. — И хотя я скромно одеваюсь, мои волосы так заметны.

Она была немного бледнее обыкновенного, но никогда не казалась такой привлекательной, такой любезной, как в минуту отъезда. Простодушные хозяева дома растрогались, прощаясь с нею. Она непременно хотела пожать руку хозяину, говорила с ним самым милым тоном и улыбалась самой любезной улыбкой.

— Вы были так добры ко мне, вы относились ко мне как родная мать, — сказала она хозяйке, — и вы непременно должны поцеловать меня на прощанье.

Она расцеловала детей весело и нежно, на что приятно было смотреть, и подарила им шиллинг на кэк.

— Если бы я была так богата, что вместо шиллинга могла дать соверен, — шепнула она матери, — как была бы я рада!

Угловатый мальчик, бывший на побегушках, стоял у дверей кареты; он был худ, курнос, с огромным ртом, но свойственная мисс Гуильт привычка очаровывать всех коснулась и его, видимо, за неимением лучшего.