Мертвая хватка - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Воронин cтр.№ 47

– Я, наверное, плохой мент, – устало сказал Сорокин. – Или, как ты выразился, поганый. Понимаешь, авторы твоего детектива, конечно, правы. Теоретически. Закон для того и придуман, чтобы всем было хорошо. Каждый понимает это «хорошо» по-своему, и закон как раз и должен приводить эти разнородные представления к общему знаменателю. И в идеале моя работа должна сводиться к тому, чтобы заставить жить по закону всех, от президента до безработного. Может, так оно и будет лет через сто, – Черта с два, – вставил Забродов.

– Ну, пускай через двести. Но мы-то живем сейчас.

– То есть ты считаешь, что прав убийца?

– Да нет, конечно. Слушай, а нам обязательно нужно это обсуждать? Не стану скрывать, у меня имеются на этот счет кое-какие мысли, но излагать их я не хочу. Просто потому, что не вижу в этом смысла. Странно это все: чувствуешь одно, думаешь другое, говоришь третье, а делать приходится четвертое.

– Согласен, – сказал Забродов. – Давай выпьем… Ах да, выпить-то и нечего! Может, кофе?

– На ночь? – усомнился Сорокин.

– Тогда чаю…

– Меня дома ждут, – сказал Сорокин. – Волнуются, наверное, – он посмотрел на Иллариона и болезненно сморщился. – Перестань киснуть, Забродов. Далось тебе это дело! И потом, с чего ты взял, что между кражей яблони из ботанического сада и этим твоим избитым стариком садовником существует связь?

– Прямой связи может и не быть, – сказал Илларион. – Но, согласись, это дела одного порядка. Кто-то захотел посадить на своих шести сотках что-то этакое, чего ни у кого нет, и ради удовлетворения своей прихоти спокойненько прошелся по головам. Впрочем, насчет шести соток я, пожалуй, погорячился. Какие там сотки! Тут, скорее всего, речь идет о гектарах. Сидит, понимаешь, этакий латифундист в своем имении и отдает приказы: а подать мне морозоустойчивую черешню! Или, к примеру, молодильное яблочко… Кстати, ты знаешь, что по-латыни слова «яблоко» и «зло» пишутся одинаково – «malum»?

– Ну?! – удивился Сорокин. – Странно. Что им, алфавита не хватило?

– Не знаю, – сказал Илларион. – Была, наверное, какая-то причина, – он вздохнул. – Так, говоришь, дело гиблое? Тогда познакомь меня с этой интеллигентной пострадавшей, Бесединой. Тебе ведь теперь все равно, верно?

Сорокин медленно кивнул, в глубине души начиная жалеть о том, что рассказал Забродову о происшествии в ботаническом саду. Полковник был опытным человеком и давно научился загодя предчувствовать неприятности. Сейчас его предчувствия выросли и окрепли, почти превратились в твердую уверенность;

В то утро, если можно назвать утром двенадцатый час дня, папу Мая подвело взрывоопасное сочетание горячего темперамента с выпитой накануне водкой. Это сочетание подводило русских людей с того самого дня, как они научились гнать спирт из всего, что бродит, и продолжает подводить до сих пор с удручающей регулярностью.

Словом, накануне вечером папа Май основательно проигрался в казино, спустив там больше десяти тысяч долларов.

Потеря эта была не то чтобы глобальной или убийственной, но достаточно ощутимой. Папа Май расстроился и от расстройства основательно приналег на спиртное, так что по прибытии домой его пришлось выгружать из машины совместными усилиями троих охранников. Проснувшись поутру, папа Май, естественно, чувствовал себя как шахтер, только что выбравшийся из заваленной, наполненной угарным газом шахты. Стеная и охая, он добрел до бара, трясущейся рукой плеснул в стакан на два пальца коньяку и, кривясь, опрокинул его в рот, как лекарство.

Немного придя в себя, он принял душ, переоделся и кое-как спустился во двор – подышать свежим воздухом и полечить растрепанные нервы красивым видом. О том, чтобы ехать в офис, не могло быть и речи. В данный момент папа Май выглядел не как преуспевающий бизнесмен, а как разбойник с большой дороги, всю ночь пропивавший награбленное. Душ немного поправил дело, но появляться в таком виде на люди все равно было еще рановато.

На свежем воздухе было хорошо, даже замечательно, разве что солнце светило чересчур ярко да птицы щебетали так, что их чириканье отдавалось у папы Мая прямо в воспаленном мозгу. Он с трудом доковылял до полотняного навеса, недавно установленного на изумрудной траве английского газона, и со вздохом облегчения опустился в пластиковое кресло. Отзывчивый и сердобольный Простатит, переваливаясь на ходу, как бегемот, принес ему банку холодного пива. Сгоряча папа Май наорал на Простатита – дескать, он культурный человек, а не алкаш какой-нибудь, чтобы с утра пораньше жрать пиво, – но от собственных воплей у него так разболелась голова, что он замолчал на полуслове, вырвал из огромной, как подушка, лапищи Простатита запотевшую жестянку, вскрыл ее трясущимися пальцами и осушил в три огромных глотка.

– Слушай, Простатит, – сказал он и длинно, с удовольствием рыгнул. – Ты когда-нибудь задумывался о том, что много денег – это местами не так хорошо, как кажется? Бабки – они вроде надувного матраса. Когда их нет, ты тонешь, а когда их слишком много, они тебя выталкивают наверх, даже если ты этого не хочешь. Начинается какой-то геморрой: ходи так, говори то, общайся с этим и не общайся с тем… Пива не пей, это дурной тон…

– Да ты не убивайся так, папа, – сочувственно сказал Простатит. – Послал бы ты их всех на хрен! Чего себя-то мордовать?

– Ага, послал, – саркастически проворчал Майков, массируя ноющие виски. – Послать не проблема. А дальше что? Обратно на авторынок, палеными тачками торговать?

Ты в школе-то учился? Помнишь, как классик сказал: нельзя жить в обществе и быть свободным от общества. Во! Умный мужик был.

– Это кто же? – заинтересовался Простатит.

– А хрен его знает. Пива больше нет?

Простатит хитро улыбнулся и извлек из кармана своих необъятных брюк еще одну жестянку. Майков с подозрением покосился на банку. Ему хотелось сказать, что в культурных домах пиво подают на подносе, а не вынимают из кармана или, к примеру, из ширинки, но он промолчал – не столько из деликатности, сколько из-за того, что ему было лень ворочать языком. Он взял жестянку, поддел ногтем жестяное колечко на крышке и потянул. Пиво зашипело и полезло наружу. Майков слизал пену и стал пить, на этот раз медленно, никуда не торопясь, растягивая удовольствие. Тупая ноющая боль в висках и затылке понемногу отступала, сменяясь ощущением давления – тоже не слишком приятного, но, по крайней мере, безболезненного. Мутная пелена перед глазами мало-помалу поредела и рассеялась, и папа Май задышал ровнее.

– Жениться мне надо, – доверительно сообщил он Простатиту. – А то все так и норовят на бабу подловить, как будто я с необитаемого острова приехал. Ну, и для солидности, опять же… У тебя нет на примете подходящей телки, пузан?

Только чтобы не твоей комплекции, а как положено – ноги, там, талия и все прочее…

И он нарисовал в воздухе руками некую фигуру, отдаленно напоминающую восьмерку или гитарную деку. Простатит угодливо осклабился.