Толкование сновидений - читать онлайн книгу. Автор: Зигмунд Фрейд cтр.№ 121

В начале этой главы мы сообщили сновидение, чтобы напомнить о загадке, разрешение которой нам еще предстоит. Толкование этого сновидения о горящем ребенке не доставило нам никаких трудностей, хотя и было произведено не совсем согласно нашему методу. Мы задались вопросом, почему субъекту вообще что-то приснилось, вместо того чтобы он проснулся, и увидели, что мотивом сновидения послужило желание представить себе еще раз ребенка живым. Что тут играет роль еще одно желание, мы увидим ниже. Таким образом, мыслительный процесс сна превратился в сновидение, прежде всего, ради осуществления желания.

Помимо последнего остается только одна особенность, отличающая оба вида психической жизни. Мысль, скрывающаяся за сновидением, гласит: я вижу свет в комнате, в которой лежит тело. Быть может, упала свеча и ребенок загорелся. Сновидение передает в неизмененном виде результат этой мысли, но изображает его в форме ситуации, которая должна быть воспринята в настоящем времени и в качестве переживания в состоянии бодрствования. Это является, однако, общей и характернейшей особенностью сновидения; мысль, обычно желаемая, объективируется в сновидении, изображается в виде ситуации или, как нам кажется, нами переживается. Чем же объясняется эта характерная особенность сновидения, или, выражаясь скромнее, каким образом включить сновидение в общую цепь психических явлений?

При ближайшем рассмотрении мы замечаем, что в изобразительной форме сновидения обнаруживаются две почти независимые друг от друга черты. Первая – это изображение в форме настоящей ситуации с опущением «быть может», «вероятно». Вторая – превращение мысли в зрительные образы и речь.

Преобразование, испытываемое мыслями, скрывающимися за сновидением, благодаря тому что выражаемое ими ожидание переносится в настоящее время, в этом сновидении как раз не особенно бросается в глаза. Это обусловливается особой, в сущности лишь второстепенной, ролью осуществления желания в этом сновидении. Возьмем другое сновидение, в котором желание не отличается от продолжения бодрствующей мысли во сне, например, об инъекции Ирме. Здесь в мысли, получающей изображение в сновидении, мы находим желательное наклонение: ах, если бы Отто был виноват в болезни Ирмы! Сновидение устраняет желательное наклонение и заменяет его настоящим временем: да, Отто виноват в болезни Ирмы. Это, таким образом, первое из превращений, которое и свободное от искажений сновидение производит с мыслями, скрывающимися за ним. На этой первой особенности сновидения мы, однако, долго останавливаться не будем. Мы покончим с ней, указав на сознательную фантазию, на дневное сновидение, которое точно так же поступает с кругом своих представлений. Если г. Жуайезу Доде праздно разгуливает по улицам Парижа в то время, как его дочери думают, что он на службе, то он тоже в настоящем, времени фантазирует о всевозможных событиях и случайностях, которые помогут ему найти должность. Таким образом, сновидение пользуется настоящим временем точно так же и с тем же правом, как и сознательная фантазия. Настоящее время – категория, в которой желание изображается в осуществленной форме.

Для сновидения, в отличие от сознательной фантазии, характерна вторая особенность, та, что представления не продумываются, а превращаются в чувственно воспринимаемые образы, в которые грезящий верит и которые, как ему кажется, он переживает. Добавим, однако, что не во всех сновидениях имеется превращение представлений в образы; есть сновидения, которые состоят только из мыслей, но за которыми все же нельзя отрицать характера сновидений. Мое сновидение «автодидаскер» – как раз такое: в нем имеется едва ли больше чувственных элементов, чем если бы я продумал его содержание днем, наяву. Кроме того, в каждом более или менее продолжительном сновидении есть элементы, которые не претерпевают превращения и которые попросту продумываются или осознаются, как мы привыкли к тому в бодрствующем состоянии. Далее, мы тут же обратим наше внимание на то, что такое превращение представлений в чувственные образы производится не только сновидением, но в равной мере и галлюцинациями и видениями, которые наблюдаются либо в здоровом состоянии, либо же являются симптомами психоневрозов. Короче говоря, взаимоотношение, рассматриваемое нами, отнюдь не носит исключительного характера; несомненно, однако, что эта особенность сновидения кажется нам примечательной, так что мы не можем представить себе сновидение без нее. Понимание этой особенности требует, однако, особенного разъяснения.

Из всех замечаний относительно теории сновидения у различных ученых я приведу здесь одно, которое представляется мне безусловно справедливым. Великий Фехнер (25) в своей «Психофизике» высказывает по поводу сновидения следующее предположение: поле действий у сновидения иное, нежели у бодрствующего мышления. Ни одна другая гипотеза не дает возможности уяснить себе специфические особенности сновидения.

Тем самым мы подходим к идее психической локаль кости. Мы оставим совершенно в стороне то, что душевный аппарат, о котором здесь идет речь, известен нам в качестве анатомического препарата, и постараемся избегнуть искушения определить психическую локальность в каком-либо анатомическом смысле. [120] Мы останемся на психологической почве и представим себе только, что инструмент, служащий целям душевной деятельности, является чем-то вроде сложного микроскопа, фотографического аппарата и т. п. Психическая локальность соответствует той части этого аппарата, в которой осуществляется одна из предварительных стадий образа. В микроскопе и подзорной трубе это, как известно, лишь идеальные точки и плоскости, в которых не расположено никаких конкретных составных частей аппарата. Просить извинения за несовершенство этих и всех аналогичных сравнений я считаю излишним. Они должны лишь помочь нашей попытке разъяснить всю сложность психической деятельности: мы разложим ее на отдельные части и поставим их в соответствие отдельным частям аппарата. Попытка определить структуру душевного инструмента при помощи такого разложения, насколько мне известно, никогда не производилась. Она кажется мне безусловно невинной. Я полагаю, что мы можем дать полную свободу нашим предположениям, если только сохраним при этом наш трезвый рассудок и не сочтем остов за здание. Так как нам для приближения к неизвестному нужны лишь вспомогательные представления, то, прежде всего, мы выставим наиболее конкретные и грубые предположения.

Мы представляем себе, таким образом, психический аппарат в виде сложного инструмента, составные части которого мы назовем инстанциями, или, наглядности ради, системами. Далее, предположим, что эти системы находятся в постоянном пространственном соотношении друг с другом, все равно как расположены, например, различные системы оптических стекол в подзорной трубе. Строго говоря, нам вовсе не нужно предлагать какое-либо реальное пространственное расположение психических систем. Достаточно, если какой-либо определенный порядок создается тем, что при известных психических процессах возбуждение с определенной последовательностью во времени проходит по всем этим системам. Эта последовательность при других процессах может претерпевать изменения, эту возможность необходимо допустить. Составные части аппарата мы краткости ради будем называть «Y-системами».