1972 - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Щепетнов cтр.№ 27

– Ну… да! – Сигал прошелестел мягко и вежливо, и я даже усмехнулся. Он очень похож на своего киношного персонажа. На всех своих персонажей. Мягкий разговор, шелестящий голос, спокойное, умиротворенное выражение лица. Он уже проникся философией айкидо и сдерживает эмоции. А придется слегка раскрепоститься! Но это уже пусть режиссер думает, как из него достать эти самые эмоции.

– Ты будешь богат и очень известен. Ты снимешься во многих фильмах, продвигая в жизнь свое айкидо, которое ты сделаешь прикладным, можно сказать, уличным. И за это получишь один из своих данов. Ты будешь большим мастером, у тебя будет много данов. Смерти твоей я не вижу.

Я хотел сказать, что он будет приезжать в Россию, что Сигал получит еще и российское гражданство… но вовремя осекся. Меня тут же бы спросили – как это «российское»? А почему не гражданство СССР? Куда тогда делся СССР и все такое прочее. И зачем мне это?

Показалось или нет – но на мои слова, что я не вижу смерти Сигала, тот незаметно перевел дух. То-то же! А то – «когда я умру?»! Кстати, насчет Брюса – а может, я и зря ему сказал? Но очень уж хотелось, чтобы он жил… даже сам не знаю почему. Мне он кажется приличным парнем, заслуживающим жить. Если есть возможность спасти хорошего человека – почему бы этого не сделать? Хоть немного, но добра в мире будет все-таки больше, если я его спасу. Хотя, скорее всего, он не услышит меня в своей неизбывной гордыне. Слишком Брюс гордый, чтобы поверить какому-то там… писаке-фантасту. Но будь что будет – я сделал все что смог.

– А мне? Мне предскажешь? – Кубрик широко, но как-то напряженно улыбался. – Всем предсказал, а меня забыл!

– Тебе? – Я уставился на Кубрика неподвижным тяжелым взглядом, прикидывая, как рассказать ему, но и… не рассказать. И под моим взглядом шумный, яростный режиссер вдруг как-то сник, потух и слегка побелел. – Хорошо, слушай. Ты будешь великим режиссером, одним из самых известных режиссеров этого века. Одним из самых влиятельных режиссеров. И начнется твой взлет после этого фильма. Он тебя просто вытолкнет наверх – если ты сумеешь снять его как следует: ярко, сочно, фантастично. Ты снимешь несколько картин, которые тебя прославят, но которые тебя и погубят. Твоя тяга к провокации, к эпатированию публики, к скандалу поставит тебя на грань отрешения от кинобизнеса. Твои фильмы будут запрещать, ты пожалеешь, что их снял, хотя они и будут успешными в коммерческом плане. Тебя будут долбать, клевать – все кому не лень. И за «Лолиту», которую ты снимешь, и за «Заводной апельсин», который ты снял. Будут угрожать убийством тебе и твоей семье – стоит фильму выйти в прокат. В конце концов, тебе так истреплют сердце, что оно не выдержит. Тебе нужно срочно предпринять все средства, чтобы укрепить свое сердце, чтобы поберечь его от разрыва. Иначе ты долго не проживешь. А ты гениальный режиссер и можешь создать много замечательных фильмов. Дату смерти я тебе не скажу. Уже говорил почему. Береги себя, Стэнли, ты нужен миру!

Все молчали минуты две, не меньше, – даже двигаться перестали. Ошеломленные, напуганные. Лаура выглядывала из-за угла, и глаза ее таращились, будто вместо меня она увидела посланника небес – то ли ангела света, то ли ангела смерти. Ниночка вообще застыла с открытым ртом – вот так открыла ротик, чтобы положить туда печенье, да и застыла. Только глаза по плошке – ну вот смешно, право слово!

Режиссер уже не улыбался, смотрел на меня печально, и… может, мне показалось, но у него в глазах реально плескался страх. Он меня боялся! Как боятся чего-то странного, неизвестного – например, странного жука, ползущего по стене над головой. Или хищную птицу, вырвавшую у тебя из руки надкусанный гамбургер и едва не распоровшую щеку. Странное всегда вызывает страх – не зря когда-то колдунов просто сжигали…

– Чего приуныли? – нарочито весело сказал я. – Будущее в ваших руках! Зная будущее – можно его изменить! Хотите поменять злую судьбу – меняйте ее на добрую! Вот и все! Займитесь своим здоровьем, берегите себя – и все будет отлично! Будущее не предопределено, запомните это. Вы МОЖЕТЕ его изменить! Лаура, детка, смени нам чайник, он совсем остыл. Принеси погорячее.

Лаура первая вышла из ступора, за ней все остальные – будто бы их кто-то разморозил. Заулыбались, замотали своими тугодумными башками – небось сейчас ругают себя за то, что поверили мистификатору. Ну что же… пусть будет так, как оно будет. Повторюсь – я сделал все, что мог, и пусть другой сделает лучше меня.

– Итак, Стэнли, когда мы разобрались с прогнозами и всяческими ужастиками (я нарочито усмехнулся, мол хотите – верьте, хотите – нет), может, тогда поговоришь с нашими девушками? Лаура, ты подойди – с тобой тоже хотят поговорить!

Лаура вынырнула из кухни, держа в руке чайник, поставила его на стол, на подставку, замерла, с ожиданием глядя на меня.

– Присядь. Сэр Кубрик хочет поговорить с тобой и с Ниной. Итак, Стэнли, давай. А мы с ребятами пока попьем горячего, а то за разговорами горло пересохло.

Я приподнялся и по очереди налил из чайника трем парням, которые сидели, глубоко задумавшись и почти не обращая внимания на происходящее. И я их понимаю. Интересно, как бы я сам отреагировал, если бы кто-то вдруг начал грузить меня информацией о моем будущем. Может, на смех поднял, а может, и задумался… А скорее всего – и то, и другое. Вот как они сейчас.

– Я предлагаю вам сняться в кино! – с ходу грохнул Кубрик, и девушки замерли. Ниночка даже не успела донести до рта чашку с чаем, Лаура – просто окаменела.

– Одна из вас сыграет влюбленную в главного героя девушку, другая – его жену. Я искал таких, как вы, – красивых, спортивных. Девушка главного персонажа владеет единоборствами – скорее всего, это будете вы, мисс (он указал на Ниночку). А вы, мисс, будете женой героя, будущей королевой.

Тишина. А потом вдруг… смех! Ясный такой, звонкий – это Ниночка смеялась и никак не могла остановиться. То ли истерика, то ли еще чего… но хохотала от души. И приговаривала по-русски:

– В кино! Меня! В Голливуде! Ой, не могу! Это же… ой, я сейчас упаду!

– Ты чего? – спросил я тоже по-русски, но Ниночка только бормотала и хохотала, заливаясь слезами.

Кстати, я вдруг обратил внимание, насколько мало косметики она использует. Практически не использует – по крайней мере, пока находится здесь, дома. Вот и сейчас – слезы текут, а по щекам нет темных разводов. Или, может, тушь такая, несмываемая? Хотя вроде бы в 1971 году ее еще не изобрели. Впрочем – а что я знаю о женской туши? Да практически ничего! Кроме того, что она бывает импортная – хорошая и российская – плохая. А еще – смываемая и несмываемая. Мало? Так тушь для ресниц никогда не входила в круг моих интересов – даже тогда, когда я начал писать книги. Мои герои обычно попадали туда, где нет туши для ресниц – плохо это или хорошо.

– Да меня в детстве дразнили! – успокоившись, но еще тяжело дыша, наконец-то выдавила из себя Ниночка. – Говорили, что я вся из себя такая воображала, ну вылитая голливудская звезда! И что я себе много чего возомнила, что мне никогда не быть кинозвездой и не видать Голливуда. И видишь – вот оно как повернулось! И вообще – у меня истерика… не обращай внимания.