Прежде чем я упаду - читать онлайн книгу. Автор: Лорен Оливер cтр.№ 20

— Мы же проведем меньше времени вместе.

— Времени нам хватит. — Роб целует свои пальцы и дважды касается моей щеки. — Можешь не сомневаться. Я хоть раз тебя подводил?

«Да, сегодня вечером». Я не успеваю отогнать предательскую мысль и слишком громко отвечаю:

— Нет.

Впрочем, Роб не слушает. К нам только что подошли Адам Маршалл и Джереми Форкер, и они наскакивают друг на друга и борются в знак приветствия. Иногда мне кажется, что Линдси права: парни действительно все равно что собаки.

Я достаю телефон, чтобы прочитать эсэмэску, хотя это совсем необязательно.

«Сегодня туса у Кента Макчудика. Идешь?»

Онемевшими пальцами я набираю: «Ясное дело».

Затем отправляюсь обедать; мне кажется, что гул трех сотен голосов сливается в настоящий ураган, который унесет меня куда-то вверх, прочь отсюда.

Если я умру во сне

— Ну как? Нервничаешь?

Линдси поднимает ногу в воздух и вертит ею во все стороны, восхищаясь туфлями, которые только что тиснула из шкафа Элли.

В гостиной грохочет музыка. Элли и Элоди во всю глотку распевают «Like а Prayer», причем Элли вообще не попадает в ноты. Мы с Линдси валяемся на огромной кровати Элли. У нее в доме все на четверть крупнее, чем у нормальных людей: холодильник, кожаные кресла, телевизоры, даже бутыли с шампанским, которые ее отец хранит в винном погребе (руки прочь!). Линдси однажды призналась, что в доме Элли чувствует себя Алисой в Стране чудес.

Я устраиваюсь поудобнее на здоровенной подушке с надписью «Берегись сучки». Я уже выпила четыре порции в надежде, что это меня успокоит, и огни над головой мигают и расплываются. Мы приоткрыли окна, но все равно жарко.

— Не забывай дышать, — наставляет Линдси. — Не пугайся, если будет немного больно, особенно в самом начале. Не напрягайся, а то станет хуже.

Меня изрядно подташнивает, и от болтовни Линдси легче не становится. Весь день я не могла есть, так что умирала от голода, когда мы добрались до дома, и сожрала пару дюжин крекеров с песто и козьим сыром, которые соорудила Элли. Не уверена, что козий сыр хорошо сочетается с водкой. Кроме того, Линдси заставила меня съесть штук семь мятных пастилок «Листерин», потому что в песто есть чеснок и Робу якобы покажется, что он теряет девственность с итальянским поваром.

Из-за Роба я не слишком переживаю — в смысле, не могу сосредоточиться на мыслях о нем. Вечеринка, поездка, ее возможные последствия — вот от чего на самом деле сводит живот. По крайней мере, водка помогла восстановить дыхание, и меня больше не трясет.

Конечно, я не могу открыться Линдси и потому говорю:

— Мне не страшно. В конце концов, все через это проходят. Если даже Анна Картулло смогла…

— Фу, — кривится Линдси. — Что бы вы ни делали, это не то, что делает Анна Картулло. Вы с Робом занимаетесь любовью.

Она изображает пальцами кавычки и хихикает, но я вижу, что она серьезно.

— Думаешь?

— Конечно. — Она наклоняет голову и смотрит на меня. — А ты?

Меня так и подмывает спросить: «Откуда ты знаешь, в чем разница?»

В фильмах всегда понятно, когда люди предназначены друг для друга, потому что нарастает фоновая музыка — глупо, зато верно. Линдси без конца повторяет, что жизни не представляет без Патрика. Может, положено чувствовать именно это?

Иногда, когда я стою среди толпы рядом с Робом и он обнимает меня за плечи и притягивает к себе, словно ограждая от толканий, пиханий и тому подобного, в животе разгорается пожар, как будто после бокала вина, и я совершенно счастлива. Наверняка это и есть любовь.

Наконец я отвечаю Линдси:

— Конечно.

Подруга снова хихикает и толкает меня локтем.

— Ну так как? Он набрался смелости и сказал это?

— Сказал что?

Она закатывает глаза.

— Что любит тебя.

Я молчу чуть дольше, чем следует, представив его карточку: «Лю тя». Такое пишешь в чужих ежегодниках, когда не можешь найти нужных слов.

— Скажет, куда он денется, — продолжает Линдси. — Все парни идиоты. Спорим, он признается сегодня ночью. Сразу после того, как вы…

Она умолкает и двигает бедрами. Я шлепаю ее подушкой.

— Кобель в юбке!

Линдси рычит и скалит зубы. Мы хохочем и минуту и лежим в тишине, слушая, как Элоди и Элли воют в соседней комнате. Они перешли к «Total Eclipse of the Heart». Xорошо здесь: приятно и привычно. Я вспоминаю, сколько раз на этом самом месте мы ждали, пока Элоди и Элли соберутся. Ждали развлечений, чего-нибудь новенького. Тикали часы, время утекало навсегда. Вдруг возникает желание отдельно прокрутить в голове каждый такой день, будто я верну их обратно, если воспроизведу все до единого.

— Ты нервничала? В смысле, в первый раз, — интересуюсь я тихо, поскольку немного смущена.

Судя по всему, вопрос застает Линдси врасплох. Она краснеет, теребит тесьму на покрывале, и на мгновение повисает неловкая пауза. Я догадываюсь о ее мыслях, но ни за что не озвучу их. Мы с Линдси, Элли и Элоди очень близки — ближе не бывает. Однако есть вещи, которые мы никогда не обсуждаем. Например, Линдси утверждает, что Патрик — ее первый и единственный, но технически это неверно. Технически ее первым был парень, которого она встретила на вечеринке, когда навещала своего сводного брата в Нью-Йоркском университете. Они покурили травки, прикончили упаковку пива и занялись сексом. Он так и не узнал, что был у нее первым.

Мы не говорим об этом. Мы не говорим о том, что не можем оставаться у Элоди дома после пяти, потому что придет ее пьяная мать. Не говорим о том, что Элли никогда не ест больше четверти содержимого тарелки, хотя обожает готовить и часами смотрит кулинарный канал.

Мы не говорим о шутке, которая много лет преследовала меня в коридорах, классах и школьном автобусе и пробиралась даже в сны: «Угадайте, что такое: красно-белое, чудное? Сэм Кингстон!», и уж тем более не говорим о том, что ее придумала Линдси.

Хороший друг хранит секреты. Лучший друг помогает хранить секреты.

Линдси перекатывается на бок и опирается на локоть. Интересно, она скажет о парне из Нью-Йорка? (Мне неизвестно его имя; она упоминала о нем всего несколько раз и называла Одним Типом.)

— Я не нервничала, — тихо произносит она, глубоко вдыхая и расплываясь в улыбке. — Я желала его, детка. Алкала, — с фальшивым британским акцентом добавляет она, после чего запрыгивает на меня и изображает траханье.

— Ты невозможна!

Я отпихиваю ее в сторону, и она с гоготом скатывается с кровати.

— Ты любишь меня.

Встав на колени, Линдси сдувает челку с лица, наклоняется и опирается локтями на кровать. Внезапно она становится серьезной и тихонько окликает, распахнув глаза: