Линкольн. Том II - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Неве cтр.№ 23

Из моих рук выпали пожелтевшие листы, я опустился на холодный пол.  Листы все еще расползались под моими пальцами, но я не чувствовал бумагу, я не слышал, как компьютер заговорил монотонным голосом. Я сидел на полу и не мог поверить в то, что последние записи были сделаны моей рукой, моим почерком, самим же мной, только в другом времени, веке, реальности. Пальцы автоматически потянулись к галстуку, что бы ославить узел, но я вспомнил, что оголен по пояс. Рубашку я дорвал еще в пустыне.

Мне было не страшно, нет, мне было жутко,  я был смущен, растерян. Все казалось мне игрой в детские прядки и водил почему-то я. Я не хотел водить, но деваться было некуда. Назад пути не было и нужно довести дело до конца в этой реальности, что-то шептало мне на ухо, что не на все вопросы я нашел ответы.

 Я поднялся с пола и взглянул в центр залы. В центре залы стояла полностью обнаженная девушка, с белоснежной кожей, темными волосами и зелеными, как трава глазами – это была Крид. И только  узор из проводов на ее спине говорил, что она принадлежит иному миру. Миру крови, стали и песка.

- Я – человек, - сказала Крид.

- Я – чудовище,- сказал я.

- Ты жалеешь, что создал меня? – Спрашивает мое совершенство.

- Нет. – Я пошел к ней и взял ее лицо в свои ладони, - нет, я не жалею, ты единственная, о чем я не жалею.

- Так почему ты называешь себя, таким как Моркие?

- Потому что я погубил людей – я совершил преступление ради человечества, которое отправило мир в тартарары, - мой голос вновь сел, в который раз.

- Как жаль, меня не было рядом, - она и вправду становиться человеком. Ей жаль меня.

- Все поправимо, - ответил я и поглядел в ее зеленые глаза.

- Что от меня требуется? – «Неужели мы стали понимать друг друга без слов?»

- Терпение и железная сила воли, - ответил я.

- Ну, железа мне не занимать, - она широко улыбнулась.

Рассвет, я не люблю его это время суток. Мне больше нравиться ночь. Может  оттого, что когда мы с братом были маленькими, мы глядели в небо на звезды и мечтали. Мечтам свойственно сбываться, но лучше бы они оставались только мечтами. Мечты приводят в тупик, но тогда мы не знали. Мы выбирались на чердак, брат зажигал фонарь, и мы представляли, что там за звездами, возможно, кто-то глядит на нас. И вот, мы передаем сигнал sos и, невидимые глаза обращают взор на нас. С неба спускается корабль, и мы отправляемся с новыми друзьями на приключения в неизведанные уголки галактики. Сказали бы мне через двенадцать лет, что  космический вестерн будет стоять поперек горла, я бы послал того чудака куда подальше и посоветовал обратиться к психологу.

Не люблю рассвет оттого, что когда умерла мама, мы с братом не спали всю ночь перед похоронами. Брат, уткнувшись лицом в подушку, плакал всю ночь. Я хотел сказать ему, что он не виноват в ее гибели, но мои слова были бы доказательством лжи. Поэтому я сидел возле кровати и  глядел, как брат ревет. Я не знал, как ему помочь, поэтому просто положил свою ладонь на его плечо и глядел в окно. Смотрел, как по небу ползут кроваво-красные лучи рассвета, и оранжевый диск в радужной оболочке лучей  поднимается на небо  – это было солнце.

Я помню тот момент, когда тело мамы кремировали, а нам отдали блестящую белую урну, Алекс не смог взять ее в руки. Он попятился назад, как от гадюки. Тогда взял останки мамы я, и как подавала традиция, отнес их в серое мрачное помещение, где на нижних, и средних, и верхних, и самых верхних полках стояли точно такие урны - это было кладбище в нашем городе. Урны  ставили рядом с табличкой, где было написано имя умершего человека, так правительство экономило драгоценную землю, которой уже тогда не хватало людям.

Я вспоминаю, что тогда брат сделал, закрывшись в ванной. Уродливый шрам на его левой руке останется навсегда. Помню, как кто-то стал шептать мне на ушко, что там за дверью уборной, Алекс задумал не доброе дело. Помню, как немела ладонь, когда я выкрикивал слово «Сашка», пытаясь достучаться до брата. Помню, когда брат отрыл дверь, бледный, злой оттого, что смелости хватило изуродовать только одну руку:

«Никогда, не смей больше называть меня «Сашка»! Сашка подох, в этой ванной! Дошло?!»

«Эй!» - Я толкнул брата в грудь, но он и тогда был сильнее меня.

«Дошло?! Я спрашиваю?!» - Губы у него были белые, как у покойника.

«Эй!» - Я не находил слов, вместо слов была ярость и меня хватило на то, чтобы опять толкнуть его.

«Алекс, только Алекс и ни как больше», - уставшим не детским голосом сказал он.

«Катись, ты – засранец!» - Я развернулся к нему спиной, но он не думал меня отпускать:

«Так че Виктор, дошло? Что я сказал?!» - Брат схватил меня за шиворот.

«Засранец, вот че!» - Заявил я и тогда, он показал мне кто старший брат. Он толкнул меня на пол и бил пока из носа и рта не пошла кровь. Нас разняли, но брата было уже не вернуть. Сашка умер в ванной, тот добрый, славный Сашка, который обожал своих родителей. Он ушел вслед за мамой, а на его место пришел другой человек по имени Алекс. Этот новый человек с каждым днем удивлял меня все больше и больше, но Алекс был моим братом, я предпочитал закрывать на его поступки глаза. Я слепо верил, что боль от потери мамы уйдет и все станет на свои места, но все было далеко не на своих местах. Брат падал все ниже и ниже, наконец, он дошел до последнего – он подстроил так, что в истории с космическим кораблем оказался виновен я. 

Я долго бегал от своих мыслей, но от себя не убежишь. Они настигли меня, тут, когда я был посередине апокалипсиса, по иронии судьбы последний из людей. Гений, обреченный на одиночество,  как последний дикарь был загнан угол. Я не знал, как мне поступить. С одной стороны он был моим братом – с другой, я от души желал сгнить ему в лабиринтах Моркие. Да, в глубине души ненавидел брата за то, что он заставил меня пройти через все это адово место.

 Я был совсем один. Сидел тут у бронированной двери и ждал предрассветного утра, не зная, чем окончиться новый день. Я мечтал, только бы не сойти с ума, зная то, что узнал я. Мечтал…один, больной своими одинокими мыслями. Я был один на всей дикой планете, и это было страшно, потому, что оно давило на мои плечи не посильным грузом – боль, злость, одиночество, отчаяние, знание.

Я закрыл глаза и уронил свое лицо в ладони, они стали нагреваться от моих горячих слез. Слезы были мокрые и соленые на вкус, а  плечи нервно подрагивали, потому, что я был не в силах сдержать себя. Слишком много накопилось тут, во мне самом. И вот оно, нашло выход в моем отчаянье, в моих слезах. Мужчины не плачут, а я плакал. Да, я плакал, иначе, если бы по моим щекам не стали катиться слезы, кто мог знать, что рассвет встретил уже не человек, а монстр. Хотя нет, слезы помогли однажды, и то, только отвлекли, когда умерла мама. Слезы  не помогли и сейчас – я стал тихо сходить с ума, потому что увидел маму. Она  стояла на горизонте и улыбалась мне. Она держала в одной руке чаши весов и одна из них наклонилась не в мою пользу. Вот оно – безумие. Награда для гения – галлюцинации.