Ученик убийцы - читать онлайн книгу. Автор: Робин Хобб cтр.№ 26

Даже сейчас я не люблю вспоминать следующие несколько дней. Сердце мое разрывалось, и я не мог ни есть, ни спать. Я не мог сосредоточиться ни на какой работе и принимал упреки моих учителей с мрачным безразличием. Я испытывал непрекращающуюся головную боль, а в желудке были такие спазмы, что еда совершенно меня не привлекала. Я уставал, только подумав о еде. Баррич терпел это два дня, а потом загнал меня в угол и влил мне в горло глоток согревающего и немного средства, очищающего кровь. Эта комбинация заставила мой желудок извергнуть из себя то немногое, что я съел в тот день. Баррич заставил меня после этого промыть рот сливовым вином, и я по сей день не могу выносить его вкус. Потом, приведя меня в полное изумление, он потащил меня вверх по лестнице в свою комнату и грубовато приказал лежать там целый день. Когда наступил вечер, он погнал меня в замок, и под его бдительным присмотром я был вынужден проглотить миску водянистого супа и толстый кусок хлеба. Он хотел снова взять меня к себе на чердак, но я настоял на том, чтобы вернуться в мою собственную постель. На самом деле мне следовало быть в своей комнате. Я должен был знать, позовет меня Чейд или нет, вне зависимости от того, смогу ли я пойти. Всю следующую бессонную ночь я смотрел в темный угол моей комнаты. Но Чейд меня не позвал.

Небо за окном стало серым. Я перевернулся на другой бок и остался в постели. Глубина одиночества, навалившегося на меня, была слишком всеобъемлющей для того, чтобы я мог с ней бороться. Все варианты, которые я тысячи раз перебирал в уме, должны были привести к печальному концу. Я не мог решиться даже на такое ничтожное дело, как вылезти из кровати. Что-то вроде болезненной дремоты охватило меня. Любой звук рядом казался слишком громким, и мне было то слишком жарко, то слишком холодно, как я ни возился со своими одеялами. Я закрыл глаза, но даже мои сны были яркими и надоедливыми. Спорящие голоса, такие громкие, как будто говорившие стояли у моей постели, и тем более неприятные, поскольку это звучало как если бы один человек спорил сам с собой и принимал попеременно обе стороны.

«Сломать его, как ты сломал другого»,– бормотал сердито человек из моего сна. «Ты и твои дурацкие испытания!» И потом: «Никакая осторожность не бывает лишней. Нельзя обличать доверием кого попало. Кровь скажется. Испытай его характер, вот и все». И другой: «Характер! Ты хочешь получить безмозглое орудие. Иди и выковывай его сам. Бей, и получишь нужную форму». И тише: «Это мне не нравится. Я больше не позволю себя использовать. Если ты хотел испытать меня, то ты сделал это». Потом: «Не говори мне о крови и семье. Вспомни, кем я тебе прихожусь. Это не о его преданности она беспокоится и не о моей».

Сердитые голоса стихли, слившись в единый гул, потом начался новый спор, на этот раз более громкий. Я с усилием открыл глаза. Моя комната превратилась в поле короткой битвы. Я проснулся под звуки жаркого спора Баррича и миссис Хести, под чью юрисдикцию я попал. У нее была плетеная корзинка, из которой торчали горлышки нескольких бутылок. Запах горчичного пластыря и ромашки был так силен, что меня чуть не вырвало. Баррич стоически преграждал ей путь к моей постели. Руки его были скрещены» на груди, и Виксен сидела у его ног. Слова миссис Хести гремели у меня в голове, как камни.

«В замке». «Эти чистые простыни». «Знаю мальчиков». «Эта вонючая собака». Я не помню, чтобы Баррич сказал хоть слово. Он просто стоял так прочно, что я мог ошушать его с закрытыми глазами.

Позже он исчез, но Виксен осталась на кровати, и не в ногах, а рядом со мной. Она тяжело дышала, но отказывалась слезть и улечься на прохладном полу. Я снова открыл глаза еще позже, уже ранним вечером. Баррич вытащил мою подушку, немного повзбивал и неуклюже запихнул ее под мою голову, холодной стороной кверху. Потом он тяжело опустился на кровать, откашлялся.

– Фитц, с тобой что-то произошло. Раньше я никогда такого не видел. Во всяком случае, что бы с тобой ни случилось, это не касается ни твоих внутренностей, ни твоей крови. Будь ты чуть постарше, я бы заподозрил, что у тебя какие-то проблемы с женщинами. Ты ведешь себя как солдат после трехдневного запоя, хотя вина не пил. Мальчик, что с тобой случилось?

Баррич смотрел на меня с искренней тревогой. Он выглядел точно так же, когда боялся, что кобыла собирается выкинуть, или когда охотники приводили собак, пораненных кабанами. Это каким-то образом дошло до меня, и, сам того не желая, я начал мысленно прощупывать его. Как всегда, стена была на месте, но Виксен немного поскулила и положила морду поближе к моей щеке. Я пытался выразить то, что происходило у меня внутри, не выдавая Чейда.

– Мне ужасно одиноко сейчас, – услышал я собственные слова, и даже мне самому они показались жалкими.

– Одиноко? – Баррич поднял брови. – Фитц, я же здесь. Как ты можешь говорить, что тебе одиноко?

И на этом наш разговор закончился. Оба мы смотрели друг на друга и ничего не понимали. Позже он принес мне завтрак, но не настаивал, чтобы я его съел. И он оставил со мной на ночь Виксен. Часть меня волновалась о том, что будет делать собака, если вдруг откроется дверь, но большая часть меня знала, что беспокоиться не о чем: эта дверь не откроется больше никогда.

Снова пришло утро. И Виксен ткнулась в меня носом и заскулила, просясь выйти. Я чувствовал себя совсем разбитым и особенно не беспокоился о том, что Баррич может меня поймать. Поэтому я прощупал ее сознание. Она была голодна, хотела пить, и ее мочевой пузырь готов был лопнуть. Ее беспокойство неожиданно стало моим собственным. Я натянул тунику и спустился с собакой вниз по лестнице, а потом отвел ее на кухню, чтобы накормить. Повариха была рада меня увидеть, чего я совершенно не ожидал. Виксен получила большую порцию вчерашнего тушеного мяса. Повариха настояла на том, чтобы сделать мне шесть бутербродов из толстых кусков бекона и хрустящей корочки первого хлеба, испеченного этим утром. Тонкое чутье Виксен и ее волчий аппетит обострили мои собственные чувства, и я обнаружил, что ем не вяло, а со свойственной юному существу страстью.

Из кухни Виксен повела меня в конюшню, и хотя я уже оторвал от нее свое сознание, но все же почувствовал, что от этого контакта нечто во мне возродилось. Баррич занимался какой-то работой. При моем появлении он выпрямился, оглядел меня, посмотрел на Виксен, проворчал что-то себе под нос и потом передал мне бутылку с молоком и тряпочку.

– В человеческой голове не много такого, что не может быть излечено работой и заботой о других. Крысоловка ощенилась несколько дней назад, и один щенок слишком слаб, чтобы бороться с остальными. Посмотри, сможешь ли сделать так, чтобы он прожил сегодняшний день.

Это был некрасивый маленький щенок, розовое брюшко просвечивало сквозь пеструю шерстку. Глаза его еще были плотно закрыты, а лишняя кожа, которая понадобится ему, когда он вырастет, топорщилась складками на мордочке. Тоненький хвостик выглядел совершенно как крысиный, так что я удивился, что его мать не замучила собственных щенят из-за этого сходства. Он был слабенький и пассивный, но я приставал к нему с соской и теплым молоком, пока он не пососал немного, и как следует обрызгал щенка, чтобы побудить Крысоловку его вылизать. Я оторвал одну из его сильных сестричек от соска и сунул его на ее место. В любом случае ее маленький животик был уже круглым и полным, она сосала уже только ради удовольствия. Эта девочка должна была стать белой, с черным пятнышком над одним глазом. Она поймала мой мизинец и принялась сосать его. Уже чувствовалась огромная сила, которая когда-нибудь появится в этих челюстях. Баррич рассказывал мне о крысоловах, о том, как они вцепляются в нос быку и висят, не обращая внимания на то, что делает бык. Ему не нужен был человек, который научил бы этому собаку, но он не мог не уважать мужества собаки, которая не боится быка. Наши крысоловы предназначались для ловли крыс и охраняли амбары и кормушки с зерном.