История Испании - читать онлайн книгу. Автор: Артуро Перес-Реверте cтр.№ 13

Вот так, значит, и обстояли дела, когда мы глядели поверх шляп всего мира, вернее, весь мир был у нас в шляпе: Испания Карла V, настоящего мужика, одной ногой – в Америке, другой – на Тихом океане, промеж ног – Европа, а перед глазами – Стамбул, то бишь Османская империя, с которой мы без конца бодались в Средиземном море по принципу «получи сегодня, и завтра – тоже». Это она, с ее пиратами и корсарами на севере Африки и ее экспансией на Балканы, была единственной крупной державой, что могла бы помериться с нами силой, – по Ивашке и рубашка. Все остальные молчали себе в тряпочку, в том числе и папа римский, которому мы потихонечку подрезали его канонические права в Италии – да так, что мама не горюй, и у него был на нас тот еще зуб, но и ему не оставалось ничего, кроме как глотать желчь и ждать лучших времен. В ту эпоху, то бишь в эпоху испанской экспансии, когда Империя прирастала Америкой и новыми землями, открытыми в кругосветной экспедиции Магеллана и Элькано, у нас, испанцев, была чудная возможность: вместо того чтобы перегрызать друг другу глотки, брызгая слюной от врожденной ярости, обратить эту ярость вовне, завоевывая то одно, то другое, кое-кого пощипывая и разгуливая по банкетному залу эдакими нуворишами, у которых уже из ушей лезет, типа: «Уж и не знаю, откуда берется / то, что так у него выдается», как позже было спето в одной оперетке, или же в куплете, или где-то еще. Ну и, ясное дело, все в округе ненавидели нас ровно так, как и ожидалось; потому как насчет красоты – не знаю, но вот золота и серебра из Индий, лихости, а также непобедимых и устрашающих войск – тех самых старых добрых терций – у нас хватало, чтобы выдать каждому, что кому причитается, и еще сверху добавить. А кому было что терять, тот торопился закорешиться с этими смуглыми животными – жестокими и наглыми низкоросликами, которые держали за яйца весь мир, воплощая в жизнь то, что позже отлил в бронзе поэт, имени которого не припомню: «И простые пехоты солдаты / с совсем не простыми боями / проносят Испании солнце / с востока и до заката». Вы только вообразите: в одной только Европе нам принадлежал Иберийский полуостров (Португалия находилась в точке замерзания, поскольку Карл V, кроме всего прочего, еще и женился на тамошней принцессе, писаной красавице), Сардиния, Неаполь и Сицилия, это на юге; а на севере – внимание! – Миланское герцогство, Франш-Конте – часть нынешней Франции, – половина Швейцарии, современные Бельгия, Голландия, Германия и Австрия, Польша почти до самого Кракова, Балканы до Хорватии и кусок Чехословакии с Венгрией. Так что прикиньте, какими глазами смотрел на нас весь фан-клуб и насколько горел желанием, чтоб мы в бане за упавшим куском мыла нагнулись. А самым жадным взором смотрел на нас (не считая турок – но ведь и с ними этот козел вступил в союз, лишь бы только нас завалить) не кто иной, как король Франции, эдакий пупсик из серии «хочу и не могу», по имени Франциск I – пошляк, красавчик и щеголь, с морем «кескесеву» и водопадом «кескесеса» ^[40]. Итак, Франсуа (именно так звали этого индюка по-французски) завидовал нашему императору Карлу черной завистью, что вообще-то легко понять, и здорово ему досаждал по поводу территориального вопроса. Он – с одной стороны, а Италия – с другой. И ровно до тех пор досаждал, пока испанская армия – а это очень условное наименование, потому что в ней всякого народа хватало, – не размазала его в битве при Павии, с той немаловажной подробностью, что этот французишка-король попался роте баскских стрелков, которым и вынужден был сдаться. Только представьте себе этот диалог: «Errenditú barrabillak» («сдавайся, или я тебе яйца оторву» – в несколько вольном переводе: тот бесноватый, что приставил шпагу к горлу короля, был баском из Эрнани), а монарх, сбитый с толку, только глазами хлопает, мучаясь вопросом: «какому же черту я сдаюсь и не ошибся ли войной?» Он, конечно, в конце концов сдался – а куда тут денешься, – и пленника доставили в Мадрид, посадили в башню Луханес, в аккурат возле того дома, где сегодня проживает Хавьер Мариас. Но самый счастливый билет, в полном смысле этого слова, вытянул (и это тоже случилось в Италии) папа – тогдашнего папу звали Климентом VII, и с точки зрения психологии краткая его характеристика такова: большой сукин сын с музыкальным талантом и окнами, выходящими на площадь Святого Петра, предатель и скупердяй, склонный якшаться с Францией и соваться в любой заговор при условии, что этот заговор – против Испании. Но и у него не задалось, потому как в 1527 году, по тем причинам, детали которых вы легко найдете в трудах по истории или же в поисковике «Гугл» – ищите разграбление Рима, – имперские войска (шесть тысяч таких испанцев, что любо-дорого посмотреть, десять тысяч немцев, под завязку залитых пивом и тянущих носок, как на параде, две тысячи фламандцев и еще столько же итальянцев, звонящих мамочке по телефону) штурмом взяли стены Рима, отправив на тот свет сорок тысяч человек, даже не запылившись, после чего разграбили город, чем занимались несколько месяцев подряд. И не повесили папу на фонаре только потому, что наместник Христа на земле, подобрав полы сутаны, успел сбежать и укрыться в замке Святого Ангела. Что, откровенно говоря, не лишено остроты. Есть тут некий пунктик.

Итак, мы с вами переживаем ту эпоху, когда нами правит Карл V, самый могущественный монарх и император своего времени, и вы можете сами прикинуть масштабы этого геморроя: под властью Испании – весь мир, и управление им зависит от ловкости управляющего, от золота и серебра, которые начинают поступать из Америки и от впечатляющей ратной машины, отлаженной и отточенной за восемь веков сражений с маврами, борьбой с берберскими пиратами и турками и войнами в Италии. Все это, вместе взятое, да еще с добавлением природной бесцеремонности испанцев, с которой они расхаживали гоголем, наступая на мозоли и не извиняясь, вызывало ропот даже среди союзников и родственников императора. Результат не заставил себя ждать: враги Испании плодились, как участники ток-шоу на радио и в телевизоре. И вот тогда на их головы – врагов, а не участников ток-шоу – словно с неба свалился некий немецкий монах по имени Лютер, который начитался Эразма Роттердамского – наиболее влиятельного интеллектуала XVI века – и как начнет капать всем на мозги публикацией своих девяноста пяти тезисов, ставивших палки в колеса всем безобразиям и мздоимству католической церкви во главе с папой римским. История закрутилась, этот самый Лютер на попятную не пошел, хотя дело для него сильно пахло керосином, и заварилась каша, известная нам сегодня как протестантская реформа. И немалое число немецких князей и правителей, у которых дела вообще и торговля в частности шли в гору, усмотрели в этой лютеранской заварухе чудный предлог, чтобы скинуть с себя ярмо подчинения Риму и, главное дело, императору Карлу, поскольку последний, с их точки зрения, слишком уж раскомандовался. Мало того, создавая свои национальные церкви, они неплохо поживились, экспроприируя имущество церкви католической, которое вовсе не было размером с горчичное зернышко. В общем, они создали то, что получило название Шмалькальденская лига ^[41], тут же развязавшая такую военно-революционную потасовку, что мало никому не показалось. Поначалу, в битве при Мюльберге, верх одержал Карл, но затем дела у него пошли хуже, так что уже в другой битве, при Инсбруке (где сейчас расположен обалденный горнолыжный курорт), ему пришлось бежать, когда его кинул верный ему до тех пор дружбан Мориц Саксонский. Что тут скажешь! В конце концов сорок изнурительных лет войны с протестантами и турками, сорок лет мятежей и предательств, то есть стараний удержать целую дюжину китайских тарелочек, подорвали волю императора (чересчур тяжело, как сказал Портос в гроте Локмария ^[42]). Так что, уступив трон Германии своему брату Фердинанду, а Испанию, Неаполь, Нидерланды и американские владения передав сыну Филиппу, самый отважный и интересный король из тех, кто когда бы то ни было занимал испанский трон, удаляется читать Пруста или что-то в этом роде в Эстремадуру, в монастырь Юсте, где пару лет спустя, в 1558 году, умирает. Проблема только в том, что оставил он нас по уши увязшими в предприятии, отдаленные последствия которого оказались для Испании весьма и весьма серьезными – вплоть до того, что мы и сегодня хлебаем их большой ложкой. Прежде всего потому, что он отвлек нас от наших домашних дел в те времена, когда испанские королевства еще не в полной мере притерлись друг к другу в рамках современного государства, которое только еще брезжило на горизонте. С другой стороны, имперские обязательства завели нас в те европейские дебри, до которых нам, вообще-то, было мало дела, но из-за них мы спустили все свои американские богатства, набрали кредитов по всем банкам Европы и разбазарили в чужих боях наши лучшие силы, угробив там бездну молодости, упорства и таланта, а ведь могли бы с гораздо большей пользой потратить их на что-то другое. Те самые обязательства, которые в конечном счете выпустили из нас всю кровь, как из заколотого поросенка. Но самой тяжелой оказалась реакция на протестантизм – так называемая контрреформация, начало которой было положено Тридентским собором. Она погребла под собой испанский эрадизм ^[43]: лучшие мыслители – такие как братья Вальдесы или Луис Вивес, – священнослужители, в основном кого с полным правом можно назвать прогрессистами, были задавлены менее гуманистическим и более реакционным крылом церкви-победительницы – с помощью такого оружия, как инквизиция. Результатом Тридентского собора стало то, что испанцы дали маху. Или же, лучше сказать, ошиблись с Богом. Вместо Бога, которого отличало ясное видение будущего с широкой дорогой к процветанию, культуре, труду и торговле – то есть всего того, чем занялись страны севера и чем они заняты по сей день, – мы, испанцы, выбрали другого – пропахшего ризницей, фанатичного и темного реакционера, от которого, в некотором смысле, страдаем и по сей день. Выбрали того, кто, насаждая покорность с кафедр и в исповедальнях, погрузил нас в отсталость, варварство и леность. Того, кто четыре последующих столетия снабжал предлогами и святой водой всех тех, кто, рядясь в роскошные одеяния, преследовал умы, плодил эшафоты, заваливал мертвыми телами кюветы и погосты, сделав свободу – невозможной.