Сила Воли - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Иванович cтр.№ 11

— Ну и чего домой к себе не побежала? — продолжился опрос негаданной помощницы.

— Так почти сразу же началась стрельба. Я рассмотрела, что окружают нас краснопогонники. Ну и на дальнюю улицу выскользнуть не получалось, там уже оцепление стояло. Вот я сюда и проскользнула… А ты как сбежал? Что видел? Что с твоими?

И с нарастающим недоумением уставилась на парня. Хорошо ещё, что пламя свечи не позволяло толком рассмотреть эмоции на лице друг друга. Так как молодой Шульга еле удержался, чтобы не пожать равнодушно плечами. Ведь занявшему это тело Киллайду были совершенно безразличны судьбы вообще всех землян, а не то, что чьих-то там родителей. В то же время новая память подсказывала много чего полезного, дабы суметь адаптироваться в здешнее общество.

Например, следовало показывать свою печаль и сильное переживание, произрастающее из соболезнования всем убитым или арестованным. Даже мужские особи в таких случаях не стеснялись своих слёз, тоскуя по близким и знакомым. Иначе говоря, не ощущая особых эмоций, следовало их как-то разыграть, притвориться крайне опечаленным.

Вот Санька и выдал с душевным стоном:

— Мать точно убили. Отца — не знаю… Но он такой, что живым никогда этим уродам не сдастся!

Казалось бы, какая ему разница, что он скажет и как на это отреагирует поселковая подруга. Но! Тут появлялся определённый, крайне меркантильный интерес. Ведь Шульга (как и Бельских) прекрасно знал: если сегодня арестовали родителей, не завтра, так послезавтра придут и за их отпрысками. Если сразу не нашли… Царящий в данной стране геноцид собственного народа, сразу же переводил в категорию преступников и детей (любого возраста!), которых отправляли в специальные лагеря. Там и умирало большинство из них только по той причине, что считались выродками «врагов народа». Страшно. Кошмарно. Ужасно.

По большому счёту, последнему представителю цивилизации пьетри было глубоко плевать на местные нравы. Он к подобному привык, сам почти всю жизнь провел в роли подопытного куска мяса. В нём прочно укоренился оголтелый цинизм и презрительный скепсис к любым рассуждениям о гуманизме. И будь он в полной своей силе и при наивысших своих возможностях, попросту менял бы тела доноров хоть до бесконечности, выбирая наиболее благоприятные условия проживания. Увы! Пока такие силы в себе не ощущались, и неизвестно когда удастся их восстановить в полной мере. Поэтому следовало использовать любые варианты для сохранения доставшегося донорского тела. И в этом плане содействие местной девчонки, вкупе с её максимальной лояльностью, давало не в пример большие шансы на выживание.

Следовало немедленно уходить из этого места, спрятаться надолго, лучше навсегда. А куда конкретно? К кому? И каким образом?

Ведь у самого Шульги вся родня находилась именно в разгромленной усадьбе. И вряд ли на помощь родственников можно рассчитывать, их просто не осталось. При такой жестокой зачистке никого из арестованных на свободу не отпустят. Уж тем более — в ближайшее время.

Тогда как у Анастасии имелись ещё какие-то родственники, пусть и не проживающие в посёлке. Род Бельских считался огромным, солидным, довольно известным в крае. То есть девчонке есть куда пойти, спрятаться, получить разнообразную помощь, в том числе и новыми документами. И если возле неё станет крутиться и помогать друг-приятель, то и ему попутно окажут должную помощь. Мало того, всплыла хорошая местная пословица: одна голова хорошо, а две — всяко лучше. Тем более что Настя резко отличалась от своих подруг в лучшую сторону: сообразительней, активней, шустрей, решительней… и так далее.

Вот и пришлось нарабатывать должный артистизм. А тело-то — новое, чужое, неизученное. И зеркала нет, и времени, чтобы потренироваться. Как оно со стороны смотрится?

Оказалось — вполне нормально смотрится. Или отсутствие нормального освещения помогло. Но девушка вдруг подошла к парню, осторожно обняла его одной рукой за плечи, а второй стала поглаживать по спине, приговаривая при этом:

— Бедный! Как же ты теперь жить будешь? — при этом в этих её нескольких словах прозвучало столько искреннего сочувствия, что внутренности Шульги как-то сжались, затрепетали от какого-то ранее никогда не испытываемого чувства. Он практически и дышать перестал, пытаясь понять, что это в нём такое шевельнулось.

Но тут Анастасия и о своём личном горе вспомнила. Первый всхлип, продолжился словами:

— А как же мне теперь? — после чего перешёл во все усиливающиеся рыдания. Этого не следовало допускать. И услышать могут, и просто паника возрастает, да и толку с этих слёз, когда каждая минута дорога?

Вот Александр и стал подбирать слова, которыми следовало бы остановить рыдания. Но что ни говорил, как не пытался выразить своё сожаление и сочувствие, девушке становилось всё хуже. Хорошо, что старый циник не очень-то озадачивался нравственными вопросами местной морали, и сообразил применить некое брутальное средство. Развернулся на ящике лицом к подруге и довольно крепко обнял её в районе талии. А потом и по бёдрам стал руками елозить, то поглаживая, то сжимая упругие выпуклости юного тела.

Минуты не прошло, как рыдания стали стихать, а мышцы подруги стали каменеть от резко нарастающего напряжения. А потом она стала интенсивно вырываться из вульгарных объятий, прекратив даже всхлипывания и перейдя на шипение рассерженной кобры:

— Санька! Ты чего творишь?!.. Отпусти!.. Отпусти, я тебе сказала!.. Иначе сейчас по больной твоей башке, как тресну!..

Он и отпустил. Повёл плечами, которым досталось пару тумаков, покрутил шеей, на которой остались следы от нескольких щипков, и начал с надлежащих слов:

— Извини, Настюха! Виноват… Просто иного ничего не придумал, чтобы тебя хоть как-то успокоить, переключить на самое главное: отсюда нам тоже надо уходить. Как можно скорей! Потому что утром устроят общую облаву. Всё-таки тихо всех арестовать не удалось, такая стрельбы поднялась, горы трупов. Начнут землю рыть. Могут нас найти… Да и собаки будут. Вот мне и пришлось…

На что получил злое восклицание:

— Дурак!

— Но я ведь как лучше хотел…

— Тем более — дурак!

Киллайд только мысленно хмыкнул, озадачившись отсутствием нормальной логики у местных аборигенов:

«Наверняка я что-то недопонимаю… И память донора толковых разъяснений дать не может. Ну и ладно! Главное, что у девицы враз слёзы высохли, и она уже в меру разогрета для дальнейшего отступления».

А вслух постарался говорить резко, со всем доступным ему убеждением:

— Не хочу гнить десять лет на детской каторге в Казахстане! И ты, я уверен, не хочешь. И у своих бабушек, как ты сама понимаешь, не отсидишься. Поэтому надо нам с тобой срочно, этой же ночью валить как можно дальше от этого места. А у меня документов — никаких, всё в доме было. Так хотя бы тебе надо взять свидетельство из дому, пока туда не добрались, да и мне какую справку подобрать. А в этом как раз твоя родня и может помочь. Именно сейчас, срочно. Часа два у нас всего… До рассвета.