Король и император - читать онлайн книгу. Автор: Гарри Гаррисон cтр.№ 8

Агилульф, рыцарь ордена Копья, старинный боевой товарищ самого императора Бруно, ныне откомандированный на войну с маврами, возвышался на целый фут и над священником, и над крестьянином. Он казался еще выше из-за железного шлема с забралом и черным, указывающим на немалый чин плюмажем. Однако крестьянина сбивал с толку не сам человек, а его экипировка. Казалось, Агилульф с головы до пят сделан из железа. Кроме шлема, на нем была кольчуга до колен, поножи, а внизу — латные сапоги. Железные бляхи усеивали рукавицы, и железным было окаймление длинного щита, всаднического щита классической формы, который в атаке защищает левую ногу копейщика; но Агилульф носил его и пешим, словно тяжесть этого снаряжения ничего для него не значила. Как и жара. Под железом на нем была кожаная одежда, чтобы сочленения лат не впивались в тело, и белье из конопли, хорошо впитывающей пот. А послеполуденный зной на Балеарских островах даже весной был таков, что пот заливал воину все лицо и стекал на бороду. Но Агилульф, казалось, этого не замечал, словно обращать внимание на неудобства было ниже его достоинства. Крестьянину, который в жизни своей не видел больше железа, чем пошло на обивку лемеха его примитивного деревянного плуга, этот германец казался выходцем из другого мира. Нарисованный на щите крест служил слабым утешением.

— Что он говорит? — вмешался Агилульф, которому надоели их медлительные переговоры на непонятном языке.

— В полумиле отсюда есть ручей, где мы можем набрать сколько угодно воды. Но еще он утверждает, что мусульмане знают об этом ручье и тоже им пользуются. И что они нас наверняка уже видели. Их главные силы стоят меньше чем в десяти милях. Он говорит, захватчики налетают как ветер. Так этот несчастный и потерял свою семью: в деревне никто даже не знал, что на берег высадились враги.

Агилульф кивнул. Он не выказал страха, который ожидал увидеть крестьянин.

— Он знает, сколько у мусульман людей?

Священник пожал плечами.

— Говорит, тысяча по десять тысяч. Это может означать все, что больше сотни.

Агилульф снова кивнул.

— Ладно. Дай ему хлеба и бутыль вина и отпусти. Думаю, в этих горах прячется еще много таких, как он. Объяви: когда мы разобьем врага, за головы мусульман будет назначена награда. Пусть крестьяне добивают разбежавшихся.

Агилульф отвернулся и приказал отрядить людей за водой. Греческие моряки, которые на суше чувствовали себя неуютно, стали, как обычно, спорить, убежденные, что из леса вот-вот выскочит орда газиев и всех зарежет. Агилульф выждал момент и объяснил свой план воеводе греков.

— Конечно, они на нас бросятся, — заговорил он. — На рассвете. Мои арбалетчики и твои гребцы смогут несколько минут держать фронт. А потом я с моими рыцарями и послушниками ордена нападу на врага сзади. Жалко, что у нас нет лошадей, иначе атака была бы стремительней. Но результат все равно будет тот же самый.

Командир греков поглядел вслед закованному в сталь человеку. «Франки, — подумал он про себя. — Неотесанные, безграмотные провинциальные еретики. С чего это они вдруг сделались такими самоуверенными? Эти варвары идут с Запада, как приверженцы Мухаммеда пришли с Востока двести лет назад. И еще неизвестно, кто из них хуже — франки или мусульмане, не пьющие вина и делающие обрезание?»

На рассвете, когда войско Мамуна заняло исходный рубеж, он не скрывал приготовлений к атаке. Сосчитал вражеские корабли: нет и двух десятков. Как ни набивай их людьми, они могут нести самое большее две тысячи человек. У Мамуна десять тысяч. Пришло время отомстить за гибель флота. Мамун знал, что греческий огонь нельзя переправить на землю. А больше он ничего не боялся.

Он позволил муллам созвать верующих на утреннюю молитву, салат, не заботясь, что их услышит противник, и первым приступил к обряду. Затем обнажил саблю и приказал своим тысячникам начинать битву.

Солнце взошло, и полчища правоверных устремились вперед, используя тактику, которая приносила им победу за победой над армиями христиан: в Испании, во Франции, на Сицилии, у ворот самого Рима. Неровная волна бегущих воинов с мечами и копьями, без привычных на Западе щитов и тяжелых доспехов. Но эти бойцы презирали смерть, их воодушевляла мысль, что павший в бою за веру будет вечно наслаждаться с гуриями в раю.

Мамун не сомневался, что христиане заготовили какую-то хитрость. Иначе не осмелились бы стать лагерем на суше. Он видел много их уловок и считал, что сейчас все они бесполезны. И когда неожиданно из-за частокола высунулись головы в шлемах и нацелились арбалеты, Мамун не был захвачен врасплох. Главнокомандующему не доводилось раньше слышать металлического клацанья взводимых арбалетов, и он не без интереса наблюдал, как его передние воины падали под ударами выпущенных с близкого расстояния стрел. Извечный порок тактики франков: стремятся убить врага, а сами умирать не хотят. Что бы ни представляло собой это оружие, перезаряжать его придется долго. А правоверные рвались вперед, они уже добрались до невысокого частокола, начали рубить и колоть оборонявшихся. Мамун услышал, как его муллы накликают ритуальные проклятия на головы тех, кто создает ложных богов. Он не спеша двинулся вперед, уверенный, что сопротивление сейчас будет сломлено.

Начальник стражи тронул его за руку, молча показал назад. Мамун нахмурился. Вот оно что, еще одна уловка! Из каменистой лощины на его левый фланг, охватывая войско широкой дугой, словно отрезая путь к отступлению — это он-то отступит?! — надвигались враги.

Железные люди. Стальные отблески на их оружии, доспехах и щитах; даже руки и ноги прикрыты металлом. Этих бойцов было немного, всего-то две шеренги ярдов по двести длиной. Они медленно приближались. Отчего эти воины выглядят так странно? Потеребив бороду, Мамун понял, что они одинаково вооружены и одинаково держат оружие, под одним и тем же углом: короткая пика в правой руке и продолговатый щит в левой. Неужели среди них нет ни одного левши? Как можно заставить людей шагать столь четким строем, словно они не люди, а механизмы, одинаковые, как лопатки нории, водяного колеса? Не веря глазам, Мамун убедился, что каждый воин выбрасывает ногу вперед одновременно с товарищами, так что весь строй двигается как одно целое: этакая многоногая тварь. До Мамуна доносился зычный голос, выкрикивающий что-то на варварском языке, многократно повторяемое: «Links! Links! Links und links!» При каждом слове франки дружно топали левыми ногами.

Мамун опомнился, послал гонцов вернуть часть войска, атакующего частокол, собрал вокруг себя полк стражи и, обнажив саблю, лично повел его в атаку на железных воинов. Через несколько мгновений его люди окружат вышедших на открытое место франков, накинутся на них со всех сторон. Тяжело дыша, потому что пережил уже пятьдесят зим, он подбежал к неторопливо надвигающейся шеренге, рубанул железного воина саблей из лучшей толедской стали.

Оказавшийся напротив него немец, не рыцарь и не риттер, а простой послушник ордена Копья, лишь подставил под удар навершие шлема. Он думал только о том, чтобы держать шаг, не выбиться из строя, выполнить приемы муштры, вколоченные в него фельдфебелем. Шаг левой — ударь человека перед собой щитом, отбрось его. Шаг правой — коли пикой, но не прямо перед собой, а правее. Идущий слева брудер Манфред убьет человека перед тобой, а ты убьешь человека перед брудером Вольфи, что шагает в строю справа от тебя. Коли под мышку, когда враг замахивается оружием. Шаг левой — бей щитом, шаг правой — коли пикой.