Ужас Данвича - читать онлайн книгу. Автор: Говард Филлипс Лавкрафт cтр.№ 126

Традиции искусства и украшения жилищ поддерживались, пусть на невысоком уровне. Похоже, Старцы и сами замечали эту деградацию; во многих случаях они переносили в новые жилища особенно красивые образцы древней резьбы, предвосхищая тем самым образ действий Константина Великого, который также жил во времена упадка и, дабы придать блеск новой византийской столице, заимствовал сокровища искусства в Греции и странах Азии, поскольку его собственные ремесленники ничего подобного создать не могли. Город мог бы лишиться гораздо большей части своего убранства, но, как было сказано, Старцы покинули его не сразу, а постепенно. К тому времени, когда он совсем опустел (а это случилось не раньше, чем полярный плейстоцен уже полностью вступил в свои права), Старцы привыкли довольствоваться современным им упадочным искусством или же попросту разучились ценить достоинства старинной резьбы. Как бы то ни было, окружавшие нас немые памятники древности не утратили полностью своих скульптурных украшений, хотя их лучшие фрагменты, а равно все прочее, поддающееся транспортировке, было унесено.

Как было сказано, картуши и скульптурные панели периода упадка, рассказавшие нам эту историю, были последними, с которыми мы успели ознакомиться за ограниченное время поисков. В целом у нас составилась следующая картина: Старцы жили попеременно в наземном городе (летом) и под водой в пещерах (зимой), время от времени торгуя с обитателями морских городов у побережья Антарктиды. Уже стало ясно, что наземный город обречен: в скульптуре отражено губительное действие холодов. Растительность редеет, глубокие зимние сугробы не тают даже среди лета. Ящеры, используемые в качестве домашнего скота, практически вымерли, млекопитающие тоже на грани вымирания. Чтобы продолжать работы наверху, нужно было приспособить к жизни на суше шогготов, аморфных и удивительно стойких к холодам, – в прежние времена Старцы избегали это делать. Жизнь по берегам большой реки замерла; из обитателей приполярных областей океана мало кто уцелел, кроме тюленей и китов. Птицы улетели, остались только большие неуклюжие пингвины.

О том, что происходило потом, можно только гадать. Как долго просуществовал новый город в подземных водах? Что, если он до сих пор стоит – мертвым истуканом среди вечной тьмы? Сковало ли подземные воды льдом? Какая судьба постигла наружные, возведенные на океанском дне города? Бежал ли кто-нибудь из Старцев от наступающего оледенения на север? Геологической науке их следы неизвестны. А страшные Ми-Го – они все так же угрожали наземным обитателям севера? Кто знает, что таится и в наши дни в недрах подземных пещер, на дне глубочайших в мире водоемов? Похоже, эти твари выдерживали любое давление… а ведь какие только странные предметы не попадаются порой в рыбацкие сети? А загадочные жестокие шрамы, которые несколько десятков лет назад обнаружил Борхгревинк у антарктических тюленей, – правомерно ли их списывать на кита-убийцу?

Образцов, найденных беднягой Лейком, все эти вопросы не касаются: их геологическое окружение показывает, что они жили раньше, в предшествующий период истории наземного города. Их возраст, как показывает место находки, составляет не меньше тридцати миллионов лет, и, как мы поняли, в их дни не существовало не только подземного города, но даже и самих пещер. Им были знакомы картины более древние: пышный растительный покров третичного периода, оживленный город, где процветают искусство и ремесла, большая река, что несет свои воды мимо подножий могучих гор на север, к далекому тропическому океану.

И все же мы не могли не вспоминать об этих образцах, особенно о восьми неповрежденных, которых не нашли в разоренном лагере Лейка. Во всей этой истории было нечто неестественное… странности, которые мы упорно пытались объяснить чьим-то безумием… эти жуткие могилы… обилие и характер пропаж… Гедни… запредельная прочность этих архаических монстров и их причудливый образ жизни, о котором нам поведала скульптура… Мы с Данфортом немало навидались за последние несколько часов и готовы были принять на веру и сохранить в тайне множество ужасных и невероятных секретов первобытной природы.

Я говорил уже, что, изучая несовершенную позднюю скульптуру Старцев, мы поменяли свои ближайшие планы. Речь идет, разумеется, о проделанных Старцами ходах в темный подземный мир, узнав про которые, мы загорелись желанием найти их и обследовать. Прикинув по резным рисункам масштаб, мы вычислили, что крутой спуск длиной в милю по любому из ближайших туннелей должен привести нас на край головокружительного обрыва, откуда по тропам, проложенным Старцами, можно выйти на берег тайного океана, никогда не знавшего дневного света. Мы не могли противиться соблазну воочию увидеть этот фантастический подземный мир, однако нужно было либо поспешить, либо отложить осмотр на следующий раз.

Было уже восемь часов вечера, и батарейки в наших фонарях уже изрядно подсели. Рассматривая и копируя рисунки в подледных помещениях, мы не выключали фонари в течение пяти часов, а значит, батарей – пусть даже новейших, «сухих» – могло хватить еще от силы на четыре часа. Правда, если в местах безопасных и менее интересных обходиться только одним фонарем, можно будет выиграть еще какое-то время. В циклопических катакомбах без фонарей не обойтись, соответственно, ради спуска приходилось пожертвовать дальнейшей расшифровкой каменных анналов. Конечно, мы намеревались вернуться в город и не один день – а может, и не одну неделю – посвятить его тщательному изучению и фотографированию (любопытство давно победило страх), но теперь медлить было нельзя. Запас бумаги, чтобы помечать путь, был далеко не безграничен, а жертвовать блокнотами или бумагой для рисования не хотелось, но все же один большой блокнот мы изорвали. В самом худшем случае можно будет делать зарубки, а кроме того, если хватит времени на пробы и ошибки, – выбраться на дневной свет по какому-нибудь из водостоков. Все обдумав, мы решительно направились к ближайшему туннелю.

Согласно рельефам и составленной по ним карте нужный вход в туннель находился не более чем в четверти мили от нас; по пути мы миновали неплохо сохранившиеся постройки, где, вероятно, имелся доступ и в подледные этажи. Вход в туннель нужно было искать в ближайшем к холмам углу цокольного этажа огромного звездчатого здания, предназначавшегося, очевидно, для каких-то общественных или церемониальных целей. Мы попытались, но так и не смогли припомнить, видели ли мы нечто подобное во время воздушной разведки, и пришли к заключению, что либо верхняя часть здания была основательно разрушена, либо оно целиком пострадало, когда во льду образовалась замеченная нами расселина. В последнем случае туннель мог быть заблокирован, и нам пришлось бы попытать счастья со следующим – менее чем в миле к северу. Туннели к югу мы в этот раз проверить не могли, поскольку они находились по ту сторону речного русла. Если бы оба ближайших туннеля оказались перекрыты, то со следующим, расположенным еще на милю дальше, тоже вряд ли бы что-нибудь вышло из-за наших подсевших фонарей.

Пока мы прокладывали в потемках путь по лабиринту с помощью карты и компаса, пересекали целые и разрушенные комнаты и коридоры, карабкались по пандусам, перебирались по верхним этажам и мостам, вновь спускались под лед, натыкались на заблокированные двери и кучи обломков, в спешке порой проходя мимо на удивление чистых и как будто не тронутых временем помещений, выбирали неправильную дорогу и возвращались назад (в таких случаях мы поднимали с пола свои бумажные метки), обнаруживали там и сям у себя над головами сквозные отверстия, через которые струился – или просачивался тонкими лучиками – дневной свет, нас то и дело тянуло задержаться у стен с рельефами. На многих из них были отражены важные страницы истории, но мы не останавливались, утешая себя тем, что непременно вернемся сюда впоследствии. Бывало, мы замедляли шаги и включали второй фонарь. Если бы у нас было больше пленки, мы бы немного задержались, чтобы сфотографировать некоторые рельефы, но пленка кончилась, а о зарисовках нечего было и думать.