ПереКРЕСТок одиночества – 3 - читать онлайн книгу. Автор: Дем Михайлов cтр.№ 19

— Охотник… ты очень смелый человек — выдал еще одно свое не слишком понятное заключение Зурло и несколько раз часто кивнул, будто подтверждая сказанное кем-то другим.

— Потому что смело пью чай в снежной пустыне? — улыбнулся я — Тогда мы все тут смельчаки.

— Нет… нет… Ты смел, потому что можешь заглянуть под цветущие бутоны.

Я взглянул на Зурло с искренним недоумением. Правильно поняв мой взгляд, Анло с досадой ткнул локтем в защищенной толстой одеждой бок друга и подался вперед:

— Я расскажу! Расскажу понятно. Если захочешь выслушать…

— Захочу — кивнул я — Вам чай куда наливать? Те, кто в машине — чай горячий будут? У меня еще есть десяток конфет.

Старики засуетились, закопошились, доставая кружки и пытаясь докричаться до засевших в машине соотечественников. Я поспешно остановил их излишне резким жестом. Не надо… не надо кричать, деды. В этих местах человеческий крик будто призыв к сытному обеду. Меня поняли правильно и не обиделись. Минут через двадцать я уже сидел в водительском кресле, жевал кусок вареного мяса из тормозка и слушал подсевшего поближе Анло Дивича, баюкающего в руках медленно остывающую кружку чая. Нам навстречу медленно плыли пологие снежные холмы.

— Мы… мы ценим деликатность. Не скрою, что в нынешние времена молодежь уже другая. Совсем другая. Участились преступления. Появились такие прегрешения, о которых мы прежде и слыхом не слыхали. Но… но кое-что нам присуще по сию пору. У нас есть древнее слово, что поясняет эту ценность. А на вашем языке…

— Нет такого слова?

— Почему же. Может и существует у вас такое слово, но просто мы его еще не выучили. Мы не хотели обидеть даже мельком, Охотник. Ни тебя, ни твой народ.

— Кажется, я начинаю понимать, о чем пойдет речь.

— Я попробую объяснить несколькими словами. Отстраненность. Деликатность. Незамечание… если такое слово в вашем языке? Незамечание…

— Речь о том, чтобы не замечать что-то или кого-то?

— И да и нет. Поэтому так трудно объяснить. Мы не остаемся безучастными, если рядом с нами свершается преступление. Мы замечаем, если кого-то обижают и приходим на помощь. Если мы слышим ложь — мы возражаем и выводим лжеца на чистую воду.

— Тогда я не понимаю.

— Это очень тонкая материя… очень зыбкая грань. Трудно объяснить. Я расскажу тебе простую притчу, Охотник. Мы считаем ее одной из самых первых, что была записана в священные для нас древние книги. Дело было так…

Раз в году у нас есть сезон, когда природа цветет. Буквально утопает в цветах. Буйство красок, буйство жизни. В это же время танцуют жулкары. Они очень похожи на змей, но обладают ногами в последней трети туловища и зачатками крыльев, чем-то похожих на радужные прозрачные плавники.

— То есть обычные змеи у вас тоже есть?

— Да. Но очень немного. Редчайшие создания. А вот жулкаров много — и это радует наши сердца. Мы называем их самыми деликатными созданиями, Охотник. И это правда — они деликатны во всем. Жулкары питаются насекомыми, но делают это лишь в ночную пору, поедая их, когда жертвы спят внутри закрывшихся на ночь цветочных бутонах. Жулкары глотают разом весь бутон. Никакой крови, никакого шума, никакой ненужной борьбы между охотником и жертвой. Вот ты убиваешь медведя гарпуном, и он в мучениях погибает у тебя на глазах, истекая кровью, издавая рыки боли и страха… верно?

— Я убиваю его в честной схватке — покачал я головой, не отрывая взгляда от сумрака за кокпитом — Так что не соглашусь с тобой, Анло.

— Я не сказал ничего плохого.

— Ты не сказал это прямо. Но намекнул, что в отличие от меня жулкары убивают своих жертв куда деликатней. Но не стоит забывать, что их жертвы все же умирают в жуткой агонии — их сдавливают желудочные мышцы, их накрывает волна разъедающего желудочного сока. Это как минимум. Хотя не уверен насчет физиологии существ с другой планеты. Если все дело в фальшивой деликатности… то я за честную схватку, где проигравший умрет куда быстрее.

— Нет-нет… Речь не об этом… но ты начинаешь понимать. В этом вся беда — наша вера, наши убеждения и ценности… они имеют крайне расплывчатые границы. Я вернусь к притче. Жулкары… жулкары танцуют. Они устраивают свои брачные танцы на цветочных полянах, и их серебристая чешуя сверкает среди разноцветья. Они поднимаются стоймя, их тела сплетаются и расплетаются, они нежно трутся головами о тело партнера. Великолепное зрелище… Луковианцы собираются на краях этих полян, пьют разбавленное водой вино и наслаждаются чарующими танцами прекрасных созданий. И вот однажды, когда длящиеся весь световой день танцы жулкаров подошли к концу, один из мальчиков осмелился нарушить одно из наших табу — в дни, когда жулкары танцуют, заходить на цветочные луга нельзя. Он несмело, останавливаясь на каждом шагу, подошел ближе к пышному цветочному кусту, заглянул внутрь и… со звенящим криком отшатнувшись, побежал обратно к старому наставнику, который все видел, но не стал останавливать глупый порыв юнца. Подбежав, белый от ужаса мальчик, едва сдерживающий порывы рвоты… рвоты? Ведь так? Едва сдерживая рвоту, он прохрипел, что только что узрел ужасное. Самка жулкара поедала самца… она откусывала небольшие куски от его дрожащего туловища и глотала их. Откусывала их также, как они перекусывают стебель цветка… Мудрец внимательно выслушал юного ученика и спросил его: А зачем же ты пошел туда, млад? Запомни же на всю жизнь одну истину: любуйся издали, благодари за подаренное и не заглядывай за цветы… Просто любуйся танцем и цветами, млад. Просто любуйся!

В кабине вездехода повисло задумчивое молчание. Причем, было такое ощущение, что вся молчаливая задумчивость исходила от меня. А остальные — я увидел это в зеркале заднего вида — сдержанно и тепло улыбались, явно ожидая моей реакции. Поискав рукой и не нащупав, я на миг включил освещение в кокпите, уже на полном автомате заодно дернув рычаг под консолью. Увидев чуть сместившиеся пару смятых сигарет, вырубил свет, вставил в губы фильтр, щелкнул зажигалкой. И вздрогнул, когда в стекло кокпита со всего маха ударило крылатое тело, что брызнуло белой едкой кровью и начало сползать. Замерзающая кровь оставляла причудливый белый узор на стекле. Узор, что чем-то напоминал сотни ломанных дорожек-тропинок ведущих незнамо куда и украшенных жирными кровавыми кляксами. Затянувшись, я успокаивающе взмахнул рукой с тлеющим огоньком сигареты, чтобы завороженно глядящие на сползающую крылатую тварь луковианцы не переживали слишком сильно. Выкурив половину сигареты, я хлебнул уже остывший чай из кружки и спросил:

— Юный ученик последовал совету мудрого старца?

— О да — проскрипел Зурло — Он последовал совету. Позднее он вырос, возмужал и добился многого в жизни, оставив о себе память как о мудром и крайне деликатном человеке. Это ваше слово — человек. Но мы…

— Все мы люди — пыхнул я дымом — Все мы человеки. И не зря мы, обитая на разных планетах, так похожи друг на друга — произнес это, я покосился на боковое стекло, за которым высилась светящаяся льдистая громада Столпа, что казалось неотрывно следил за ползущей по снегам стальной букашкой.