Эхо великой песни - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Геммел cтр.№ 22

— Может быть. А может, избранниками были те, что жили до нас. Я не знаю. Одно верно: я самый старый из всех живущих в этом мире людей. На будущий год мне стукнет две тысячи. Что ты об этом думаешь?

— Я благодарю за это Исток, учитель.

— А я вот порой не знаю, благодарить Исток или проклинать. — Ану разложил на столике кристаллы, и они заиграли на солнце. — Скажи мне, что ты видишь?

Шеван сел напротив, пристально глядя на камни — белый, голубой и зеленый.

— Вижу, что голубой разряжен почти наполовину, но заряд белого и зеленого почти не истрачен. Что еще я должен видеть, учитель?

— Погибшие души и математику вечности, — печально ответил Ану.

— Я не понимаю, учитель. Какое отношение имеет математика к душам?

— Вселенная основана на математике. Совершенство в кажущемся хаосе. Но сейчас не время давать уроки, Шеван.

Оставь меня: я должен снова стать молодым.

Вирук не сомневался в святости подвижника Ану. Сам Бог предупредил этого человека о грядущей катастрофе. Ану говорил об этом в храме Параполиса, и семнадцатилетний Вирук видел, как его осмеивали и поносили за это. Когда подвижник закончил проповедь и стал сходить по ступеням Храма, Вирук перехватил его и спросил:

— А как Он говорил с вами?

Ану повернулся, внимательно посмотрел на юношу и ответил:

— С помощью Математики.

Вирук был разочарован, потому что с ним самим Исток говорил по-настоящему, тихим шипящим голосом.

— Я не понимаю, — сказал он.

— Пойдем со мной, — позвал Ану, и они вместе пошли через Олений парк. Ану пояснил, что в древних летописях говорится о великом бедствии, когда звезды на небе сместились и солнце взошло на западе. — Это цикл, — сказал Ану, — и очень скоро то же самое случится снова. Нынешним летом.

Вычисления заняли у меня два столетия, но теперь я, как мне кажется, определил время с точностью до нескольких недель.

— Как же вы думаете пережить конец света? — спросил Вирук.

— Я полагаю, что наша колония на дальнем севере избежит худшего, и надеюсь увести тысячу наших собратьев на берега реки Луан.

— Бог и со мной говорит, — признался молодой Вирук.

— — Тогда спроси его, как тебе следует поступить.

— Он мне не отвечает. Просто говорит, что надо делать. Я ничего не знаю о северной колонии. Что это такое?

— Край враждебных дикарей. Подумай хорошенько, прежде чем решиться идти туда. Боюсь, что путь будет труден и полон опасностей. На нас станут нападать туземцы и дикие звери.

— Я иду с вами, — без промедления ответил Вирук.

В числе двухсот других аватаров он отправился в путь, который, как и предсказывал Ану, оказался опасным, но Вируку доставил громадное удовольствие. На них нападали трижды.

Каждый раз Вирук убивал множество врагов и смотрел, как содрогаются их тела. Он испытал разочарование, когда весть о том, что аватаров лучше не трогать, разошлась по всем племенам и нападения прекратились.

На четырнадцатый день лета они добрались до первого из пяти городов.

Затем настало крушение мира, и Ану стали называть Святым Мужем.

Наряду с его пророчеством оправдалось и то, что Исток говорил Вируку. «Убивай во имя мое, — говорил юноше тихий голос, — и ты познаешь радость».

Вирук познавал эту радость все последние семьдесят лет.

Он чувствовал себя связанным с подвижником Ану, ибо они оба выполняли волю Высшей Сущности.

Когда он уезжал из деревни Пасепты, на душе у него царил покой. Не глядя на селян, которые низко кланялись ему, он выехал за ворота и направился на северо-восток, к границе с грязевиками. Он надеялся встретить там другие разбойные отряды и отправить еще немного душ в огненный зев Истока.

Страха он не испытывал. Он чувствовал себя бессмертным, непобедимым и думал о том, как хорошо быть святым.

Софарита полагала, что хорошо разбирается в людях. Она знала, как мужчины в их деревне ухаживают за женщинами, и видела порой, как они дерутся после попоек в деревенском собрании. Видела, как они горюют и радуются, и думала, что мужской ум не таит для нее загадок.

Теперь она поняла, что заблуждалась.

Родители ждали ее в маленьком домишке тети Киару, и она побежала туда.

Вся семья собралась у стола. Киару, как всегда, ткала очередной ковер, ее худой, малорослый, изнуренный работой муж смотрел в окошко, трое малых детей играли на полу.

— Он вылечил меня! — выпалила Софарита. — Сказал, что у меня рак и я умираю, а потом приложил мне к груди кристалл и вылечил. Теперь я буду жить. — Ослепленная радостью, она не замечала застывших лиц своей родни.

— Тебе бы дома сидеть, — промолвил наконец Бекар, — а не трубить по деревне о своем позоре.

— Позоре? — повторила ошеломленная Софарита. — В чем он, мой позор? Я сделала то, что ты мне велел.

— Порядочная женщина после такого ушла бы и спряталась, — сказал отец, не глядя на нее. — А не плясала бы на улицах, как шлюха.

Ей стало казаться, что она спит и видит сон. Ничего не понимая, Софарита перебирала в памяти отцовские слова. Наконец до нее дошло, что он обозвал ее шлюхой, и ее охватил холодный гнев. Бекар всегда был резок, но до сих пор она считала его честным человеком.

— Так, значит, я шлюха? — дрожащим голосом заговорила она. — Ты приходишь ко мне и просишь, чтобы я легла с ним ради нашей деревни. А когда я через силу соглашаюсь и делаю Это, ты обзываешь меня шлюхой? Кто же ты-то тогда, отец?

Сводник? Поставщик шлюх?

Он с ревом вскочил на ноги и ударил дочь кулаком по лицу, отшвырнув ее к стене. Софарита без чувств соскользнула на пол.

Очнулась она на кровати тети Киару с сильной головной болью. Мужчин в доме не было.

— Ну-ну, дитятко, — говорила, смачивая ей лоб тряпицей, Киару. Полное, обычно веселое лицо тетки казалось осунувшимся и встревоженным.

Софарита со стоном села, и к ней подошла мать.

— Ну как ты, Тиа? Очень больно?

Софарита покачала головой. Разве могла она описать свою душевную боль? Бекар порой держался холодно, но никогда еще не поднимал руки на своих детей. Она спустила ноги с кровати и попыталась встать, но голова у нее закружилась, и она повалилась обратно.

— Все пройдет, — ласково проговорила Киару. — Гнев минет, и твой отец простит тебя.

— Простит? — повторила Софарита, но тетка как будто не заметила резкости ее тона.

— Ну конечно, милая. Все будет хорошо.

— Он сам велел мне сделать это, — сказала Софарита матери. — Как он мог так меня оскорбить?