Фронт за линией фронта. Партизанская война 1939–1945 гг. - читать онлайн книгу. Автор: Борис Соколов cтр.№ 45

Надо подчеркнуть, что подавляющее большинство жителей не хотели покидать свои родные места и ехать в далекую и незнакомую Германию. Так появился еще один источник пополнения рядов партизан. Уклонявшаяся от принудительного труда молодежь бежала в леса, где им был прямой путь к партизанам.

Также повлияли на увеличение численности партизан неудачи вермахта под Москвой и на других фронтах в конце 1941 – начале 1942 года. В отчете ГФП отмечалось: «Предпринятое зимой немецким командованием сокращение фронта дало новый материал для устной пропаганды и заставило многих опасаться возвращения красных и проведения драконовских мер возмездия».

И опасения эти, замечу, не были лишены оснований. В отчете германской тайной полевой полиции о борьбе с партизанами прямо признавалось, что «защита крестьян, подвергавшихся угрозами со стороны партизан, была недостаточной, работавшие на немцев бургомистры, полицейские и другие лица уводились и убивались. В некоторых деревнях нельзя больше встретить ни одного мужчины, ибо все мужчины или перешли к партизанам, или бежали из страха перед ними.

Лица, которые должны были стать конюхами в немецких частях, также в большом количестве перебежали к партизанам, надеясь на возможность там жить привольной жизнью и получать лучшее питание. Тяготение к партизанам зашло так далеко, что многие мужчины даже брали своих жен и детей с собой в лес. Естественно, что большая часть населения также перешла после этого на сторону их находящихся в лагерях партизан родственников». Порой опаснее было оставаться вне партизанского отряда, чем числиться партизаном. В тех местностях, которые лежали далеко от основных магистралей, немцы сравнительно редко проводили карательные операции, тогда как партизаны за войну успели истребить несколько составов старост и полицейских. Но главную роль в усилении партизанских отрядов, по мнению начальника армейского гестапо, сыграло присоединение к ним окруженцев и бежавших или освобожденных из лагерей военнопленных. Он указывал, что «наибольшего подъема партизанское движение достигло при присоединении рассеявшихся во время больших битв предыдущего года красноармейцев и бежавших военнопленных, которые осели в деревнях и колхозах, часто женились здесь на местных девушках, чтобы считаться позже местными жителями.

При новой организации общинных дворов (так немцы переименовали колхозы. – Б.С.) эти люди не были учтены, а когда некоторые из них заявили о желании отправиться на работу в Германию или войти в самооборону, им большей частью было отказано, так как они не имели надлежащих документов. Кроме этого… в начале вербовки на работу в Германию распространялись самые дикие слухи о судьбе мобилизованных.

Когда, в конце концов, стали утверждать, что бывшие красноармейцы должны быть направлены в лагеря для военнопленных, они стали толпами покидать места своей работы и уходить в леса, где присоединялись к бандам партизан. Многочисленные смертные случаи среди военнопленных на пути к лагерям, положение и высокая смертность в лагерях не остались тайной, и бывшие красноармейцы жили поэтому в постоянном страхе, что их когда-нибудь постигнет такая же судьба. К этому присоединялось то, что в результате проводившейся зимой в лагерях военнопленных большевистскими элементами активной пропаганды бежало все большее количество пленных, стремившихся скрываться до тех пор, пока предполагавшееся занятие этих областей продвигавшимися большевиками не стало бы фактом (главным агитатором были царившие в лагерях голод, холод, эпидемии и беспричинные расстрелы. – Б.С.). Так как беглецы боялись, что они будут снова схвачены и с ними будет поступлено соответствующим образом, и так как, основываясь на сообщениях бывших товарищей, живших в деревнях и крайне возбужденных устной пропагандой, они рассматривали свое положение как безнадежное, они большей частью с готовностью шли навстречу требованиям партизан присоединиться к ним. Оставшиеся вынуждались к этому угрозами партизан, банды также неоднократно нападали на рабочие лагеря военнопленных с целью освободить находившихся там и включить их в свои ряды. По заключению отдельных частей ГФП, бывшие красноармейцы и военнопленные составляют около 60 процентов общей численности банд».

Тайная полевая полиция была обеспокоена резко обозначившейся сменой настроения населения оккупированных территорий: «Если в прошлом году партизаны еще являлись для большинства местных жителей представителями ненавистной системы, то сейчас взгляды на это во многом изменились. В бандах теперь находятся люди из их рядов, с которыми в зимние месяцы они делили кров и постель. Жители не могли думать о ненависти к этим людям, и большей частью они, смотря по своему положению, испытывали только удивление или сожаление об их действиях. Сами банды стали учитывать это. Они щадят те деревни, жители которых им симпатизируют, и требуют только то, что должно быть сдано немецким органам…»

В отчете армейского гестапо также констатировалось: «В последнее время через фронт проникает много партизан в форме и без оружия. При их задержании немцами они должны выдавать себя за “перебежчиков”, которым опротивела жизнь и служба в Красной Армии и которые, будучи убеждены в поражении большевиков, бросили оружие и бежали. В случае удачного перехода через фронт они должны возможно быстрее достать себе штатскую одежду, обеспечить себя оружием, лежащим еще в достаточном количестве в лесах или сохраняющимся в тайниках, и начать выполнение их заданий…»

Отмечалось здесь и нередкое нарушение партизанами и подпольщиками правил и обычаев ведения войны, в чем советские партизаны ничем не отличались от итальянских, югославских или греческих партизан: «Многие задержанные женщины имели при себе яды, в том числе мышьяк, стрихнин и морфий, с помощью которых должны были быть умерщвлены после короткого знакомства немецкие солдаты и, главным образом, офицеры. После этого следовало изъять возможно находившиеся при них секретные материалы и передать их русской разведке. Один задержанный в Брянске русский хранил среди нечистот уборной 400 г яда “брудан”, переданного ему одним начальником из НКВД вместе с заданием отравлять колодцы и поступать на работу в немецкие столовые, бойни и хлебопекарные роты, чтобы примешивать битое стекло и яд к продуктам. У одного партизана, после его задержания отравившего себя в камере, было найдено 50 г мышьяка, 1/200 г которого достаточно для уничтожения человека…»

Интересно, что уже в первые месяцы войны советские партизаны изобрели своеобразный род униформы, представлявшей собой нечто среднее между армейским обмундированием и гражданской одеждой, хотя нередко использовали и немецкую военную и полицейскую форму. В отчете гестапо от 31 июля 1942 года на это обращалось особое внимание: «В своем большинстве партизаны носят обычную местную одежду. Пришедшие к бойцам в форме русские достают себе возможно быстрее путем обмена или силой необходимую для района действий одежду. В то время как одна группа одета в светлые меховые полушубки и особого рода валенки, другие группы носят серые рубашки, черно-белые полосатые или зеленые или серые подбитые ватой брюки, зеленые или серые куртки, похожие на форму из пуговиц, шерстяные шапки на серой вате или меховые шапки без советских звезд, коричневые шинели, резиновые или кожаные сапоги с черными прорезиненными полотняными голенищами. Зимой целые партизанские отряды надевают поверх своих форм и гражданской одежды белые маскхалаты. Повторно были задержаны партизаны мужчины и женщины, носившие под гражданской одеждой полную форму Красной Армии.