Психология убийцы. Откровения тюремного психиатра - читать онлайн книгу. Автор: Теодор Далримпл cтр.№ 17

А вот еще одно выражение, которое исчезло вскоре после того, как я стал работать в тюрьме: «жидкая дубинка». В данном случае имеется в виду жидкий хлорпромазин (в форме сиропа или суспензии). Раньше его использовали для лечения при бредовых состояниях и галлюцинациях пациентов, страдающих тем или иным психозом: препарат приводил в кроткое или бессознательное состояние даже самого упрямого или воинственного больного, и его зачастую без разбору давали заключенным главным образом для того, чтобы они сидели тихо (отсюда жаргонное название). Жалобы на злоупотребление им в таких целях привели к тому, что он почти совсем исчез из тюремной фармакопеи, хотя «старые каторжники», конечно, начали сетовать на его отсутствие. Они скучали по этой «дубинке».

За время моей тюремной работы исчезло два глагола — «отпипидевить» и «отмандаринить». Значение у них было схожее. РР9 («Пи-Пи-9»)— большая прямоугольная батарейка, которая использовалась в радиоприемниках. Узникам разрешалось покупать батарейки на отпускаемые им скудные средства или на заработки в тюремных мастерских. Нет никаких сомнений, что эти батарейки часто действительно ставили в приемники, но применялись они и как оружие. Засуньте эту большую батарейку в носок — и получится нечто вроде боласа пампасского ковбоя ^[14]. Такой штуковиной можно было нанести серьезную травму. Как-то раз, еще в начале моего тюремно-медицинского периода, я шел по коридору тюрьмы, и один из ее сотрудников попросил меня осмотреть Джонса: «Его только что отпипидевили». Если же о ком-то говорили, что его «отмандаринили», это означало, что его ударили сходным образом, но банкой с мандаринами (арестантам тоже разрешалось их покупать).

Тюремное арго, как и всякий жаргон, меняется стремительно. У меня есть великолепный словарь языка тюрьмы и преступного мира, составленный Эриком Партриджем и вышедший в 1949 году, когда я родился. Как выяснилось, мне незнакомы почти все выражения из приведенных на сотнях его страниц. Даже столь известное многим и (как я предполагал) давнее выражение doing your bird (дословно — «делать свою птицу»), которое можно перевести как «отбывать тюремный срок», не попало в этот словарь. А «субжаргон» наркоманов вообще совершенно изменился с тех пор, как вышла эта работа. Там нигде не указывалось, что иглу и шприц называют the works (переводится в том числе как «механизм, машина»), и ничего не говорилось о track-marks (можно перевести как «дорожные метки»)— когда видна воспаленная вена, которая обычно тянется вверх вдоль руки и в которую наркоман делает себе уколы.

Я специально просил сотрудников тюрьмы не пользоваться жаргоном наркоманов. Когда какой-нибудь заключенный говорил о «машине», я замечал: «Должно быть, вы имеете в виду шприц с иглой». Вместо track-marks я использовал научный термин «флебит»; вместо shooting up (дословно — «выстрел вверх»; у наркоманов означает «уколоться») говорил «сделать инъекцию». Когда они сообщали, что они hooked by heroin, то есть «подцеплены героином», я поправлял: «Вы хотите сказать, что решили принимать героин регулярно». Я еще до этого подметил, что работающие с наркозависимыми склонны перенимать их язык, якобы для того, чтобы казаться свойскими, дружелюбными и не склонными к осуждению, дабы лучше «лечить» их. На самом деле так происходило из-за того, что многие из этих работников втайне восхищались образом жизни наркоманов, хотя у них не хватало духу самим пойти по этому пути. Оставалось разве что говорить как они: на большее они не осмеливались.

А вот мне хотелось не столько установить дистанцию, сколько продемонстрировать, что я не завидую тому, что они знают, и тому, как они живут,— и не восхищаюсь этим. Заодно я хотел показать, что вовсе не желаю преуменьшать вред, который они себе наносят. Мне всегда казалась неправильной идея о том, что неприятие образа жизни той или иной личности или явная его критика непременно означает отказ признать ее человеком. Напротив, способность совершать дурные поступки если и не главная отличительная черта человеческого рода, то по крайней мере одна из таких черт. Сентиментальный подход, предполагающий, что для сочувствия какому-то человеку вы должны некритически принимать его мировоззрение, кажется мне фальшивым и в конечном счете унижающим этого человека. В любом случае никто не может принимать все и вся и последовательно придерживаться такого подхода. Для каждого есть (или должно быть) нечто выходящее за границы приемлемого.

Я обнаружил, что заключенные переняли и стали использовать своего рода «психотрёп» (несомненно, в тюрьмах сделали это лишь ненамного позже, чем где-либо еще). Они заявляли, что их «голова — это сарай», что с ней «надо бы разобраться», что их «голова исчезла», а когда они вели себя буйно, так это оттого, что они «ушли в это самое». Психотрёп можно определить как «исповедальные» разговоры, при которых исповедь не происходит: способ говорить о себе, ничего не выдавая.

Люди любят говорить о себе; психотрёп дает им возможность получить удовольствие от этого. Но он служит и для самооправдания. Скажем, выражение «голова исчезла» как бы подразумевает физиологическое расстройство, которое требует посторонней помощи, но не самоанализа или самоконтроля. Человек с «исчезнувшей» головой вовсе не напрашивается на сократический диалог, чтобы выяснить, где он ошибся, потеряв ее: он просит лишь проделать с ним какую-то медицинскую процедуру, схожую с пришиванием оторванного пальца, или же хочет, чтобы ему прописали какое-то чудодейственное лекарство, которое позволит ему «разобраться» с его собственной головой — подобно тому, как куриные яйца разбирают по размерам. Именно поэтому, едва очутившись за решеткой, наши наркозависимые скажут, что перестали бы принимать свое зелье — «если б им только помогли». Под «помощью» они имеют в виду какой-то прием, который сам по себе остановит потребление ими наркотика и не потребует от них ни решимости, ни силы воли.

Но такая идея — химера, неустанно продвигаемая могучим профессиональным аппаратом ухода за наркозависимыми и воспеваемая американским Национальным институтом по вопросам злоупотребления наркотиками, который определяет наркозависимость как хроническое рецидивирующее заболевание мозга, практически ничего не добавляя к этому определению. Название этого учреждения несколько двусмысленно: оно почти так же подошло бы институту, стремящемуся распространять практику злоупотребления наркотиками как можно дальше и шире.

Когда наркозависимые уверяли меня в том, что «подцеплены» героином, о чем упомянуто выше, это была увертка, а то и откровенное вранье. Как я уже упоминал, средний наркоман, делающий себе внутривенные инъекции, много месяцев принимает наркотик лишь время от времени, сравнительно нечасто, прежде чем у него выработается физическая зависимость от этого вещества. И потом, ему приходится многому научиться — например, разузнать, где добывать этот наркотик, как готовить его к употреблению, как его вводить. Говоря о взаимодействии между наркотиком и человеком, важно подчеркнуть активную роль будущего наркомана в этом процессе: не человека «подцепил» наркотик, а наоборот. Тем не менее смысл выражения «подцеплен наркотиком» всячески поддержала и подкрепила официальная доктрина, согласно которой наркозависимость — заболевание головного мозга, когда необходима медицинская помощь.