Безжалостное обольщение - читать онлайн книгу. Автор: Джейн Фэйзер cтр.№ 72

Но в этот миг стало ясно, что ее гость — не то единственное лицо, которое она только и видела начиная с Рождества. Лишь Табите позволялось входить сюда, чтобы обслуживать Женевьеву.

— Неужели я сплю? — воскликнула Женевьева, вскакивая с шезлонга. — Мне теперь трудно отличить сон от яви.

— Подождите снаружи, — коротко приказал Николасу Доминик и закрыл дверь.

Чтобы подойти к Женевьеве, ему пришлось сделать два очень трудных шага. Он подвел девушку к лампе и тщательно осмотрел и ощупал ее лицо.

— Виктор тебя бил?

— Нет. — Женевьева затрясла головой. — Он не слишком торопит меня с капитуляцией. Я не видела его с тех пор, как он меня здесь запер. — Она передернула худенькими плечиками, которые стали еще более хрупкими, чем прежде. — Но что ты тут делаешь? Это же безумие. Если только ты не пришел, чтобы забрать меня отсюда. — Огонек надежды на миг вспыхнул в ее золотисто-карих глазах, но тут же погас. — Конечно же, ты пришел не за этим.

— Это не выход, фея, — с нежной настойчивостью сказал Доминик, обхватив ладонями ее лицо. — Ты должна прекратить сопротивление. Ничего хорошего для тебя из этого не выйдет. Вот увидишь, это стоящий обмен: тирания отца — на брак с Николасом.

— Но почему я должна выбирать из двух неприятных возможностей? — горько посетовала Женевьева. — У мужчин все по-другому.

Доминик покачал головой:

— А как же Николас? Для него выбор не менее неприятен.

— Вот здесь ты ошибаешься! — горячо возразила она. — Если бы это было так, он сопротивлялся бы не менее яростно, чем я. А если бы мы оба отказались покориться папа, тот не смог бы навязать нам свою волю.

Этого Доминик не мог отрицать, но его решимость уговорить Женевьеву покориться реальности не поколебалась:

— Как ты думаешь, сколько ты еще так протянешь? — спросил он, обводя рукой комнату, которая все же оставалась тюрьмой, комфортабельной, но тюрьмой. — Я не могу уехать, зная, что ты здесь заперта.

— Уехать?! Куда ты уезжаешь?!

У Женевьевы вдруг возникло ощущение, что если Доминика Делакруа не будет в этом городе, если она не сможет каждый миг представлять себе, где он, что делает, как занимается своими обычными делами, то не останется сил держать оборону.

Доминик вздохнул. Он не собирался поднимать вопрос о цели своего предстоящего плавания, но, начав, нельзя идти на попятный.

— В Европу, — сказал он без обиняков. — Городские старейшины в безграничной мудрости своей задумали помочь Наполеону бежать из ссылки, с острова Эльба. Я предложил им свои услуги.

Женевьева вдруг совершенно переменилась. Куда девалась ее вялость! Глаза заблестели, лицо разрумянилось.

— Тогда ты должен взять меня в Европу. Это единственный выход. Здесь я не останусь, если не сделаю того, что велит папа, а я этого не сделаю. Ненавижу этот город. Мне нет места в здешнем обществе…

— Женевьева! — в отчаянии перебил Доминик безудержный поток ее речи. — Я не могу взять тебя с собой. Что ты там будешь делать?

— Это не твоя печаль, — холодно ответила она. — Обузой тебе я не стану. Единственное, чего я прошу, это разрешения переплыть океан на твоей «Танцовщице». Когда она прибудет в порт назначения, я позабочусь о себе сама.

— И что же ты будешь делать? — повторил капер, не скрывая, что эти детские фантазии его только раздражают.

— То, что хорошо умею, — сообщила Женевьева с безоблачной улыбкой. — Стану куртизанкой. Для начала одолжу у тебя денег, поскольку мне нужно будет обосноваться, купить дом, одежду и прочее… — Она небрежно махнула рукой — этот жест, видимо, был призван описать остальные необходимые аксессуары. — Но я отдам долг, как только смогу. Это ведь весьма прибыльное занятие, насколько я понимаю, и очень приятное, если любовники — аристократы. Я могу выдавать себя за натуральную француженку и бывать в разных богатых домах…

— Ну хватит! — Доминик наконец снова обрел дар речи и прервал изложение этого безумного плана, главный недостаток которого, насколько он понимал, заключался в том, что для лица, обладающего ее талантами, он легко выполним. — В жизни не слыхал подобного вздора.

— А чем это отличается от той жизни, которую ты мне сулишь здесь? — печально заметила Женевьева. — Ты же сам говорил, что я смогу иметь столько любовников, сколько захочу, если буду осторожна. Единственная разница — что в одном случае мне придется лицемерить, а в другом я буду абсолютно честна. Если уж так необходимо покупать независимость, я должна иметь право сама выбрать, кому продавать себя, а не подчиняться выбору папа.

Доминик смотрел на нее в ужасе и восхищении. Альтернатива, которую Женевьева нарисовала, была отвратительно точна, если взглянуть на предполагаемый брак по расчету с такой точки зрения.

— Я не стану участвовать в твоей абсурдной авантюре, — заявил он, сердясь на себя за то, что не может открыто признать ее правоту. — Это просто ребячество. Ничего сверхъестественного в предложении твоего отца нет. Ситуация, с которой сталкивается почти каждая хорошо воспитанная девушка в этом городе, если только ей не повезет испытать нежное чувство к официальному избраннику, что случается крайне редко.

— Ты мне не поможешь?

Он отвернулся, чтобы не видеть горячей мольбы и отчаяния в ее глазах.

— Только не так. В этом я помогать тебе не стану, скорее наоборот. Я не так безответствен, моя дорогая, как ты, видимо, думаешь.

Доминик вышел из спальни, поскольку сказать больше было нечего. Николасу оказалось достаточно одного взгляда на мрачное, опрокинутое лицо капера, чтобы понять, что случилось нечто чрезвычайное. Сен-Дени стало не по себе, он терялся в догадках: что именно могло повергнуть пирата в такое жуткое состояние? Не сказав ни слова, Доминик спустился по лестнице и вышел на улицу, а Николас, у которого от страха бешено колотилось сердце, быстро отнес ключ на место.

С уходом Доминика Женевьеве показалось, что рухнула последняя надежда. Она даже не отдавала себе отчета в том, как рассчитывала убедить любимого помочь ей. Все ее мечты были связаны с отъездом из Нового Орлеана, хотя о столь дальнем путешествии, как в Европу, она не помышляла. Устроил бы любой большой американский город, если бы Доминик ссудил ей начальную сумму. Но его этот план шокировал и ужаснул так же, как он мог шокировать и ужаснуть какую-нибудь престарелую блюстительницу общественных нравов, а не пользующегося дурной славой разбойника, который сам с веселым презрением отвергает все светские приличия. Одной Женевьеве свой план не осуществить. У нее нет денег, нет друзей за пределами города, у которых она могла бы укрыться, нет средств передвижения, разве что ноги, но на них далеко не уйдешь.

На следующее утро Виктор Латур заколотил последний гвоздь в гроб, где отныне должен был покоиться ее бунтарский дух. Он с грохотом вошел в спальню и захлопнул за собой дверь. Эхо прокатилось по всему дому, поскольку в нем царила настороженная тишина с того самого момента, как хозяин, позавтракав, встал из-за стола и решительно направился наверх. Во всем доме не было ни одного человека, от Элен Латур до самого молодого раба, который не знал бы, что происходит. Хотя об узнице, томившейся наверху, никогда не упоминалось. Всем, кроме Табиты, было строжайше запрещено входить в ее комнату, и нарушить запрет не решался никто, даже Элен.