Змеи и лестницы - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Платова cтр.№ 82

– Это ворона. Видите, у нее серое туловище, а голова, крылья и хвост – черные. А ворон – однотонный. Полностью черный. Разные виды, да.

– Разные? Хотите сказать, ворон и ворона – не одно и то же?

– Мне кажется нет.

– Значит, разные виды, – мужик ненадолго задумался. – А как в таком случае зовут супруга вороны? Тоже ворона? Или, все-таки, ворон? Или – ворон, с ударением на последний слог?

– Ворона. Только мужского рода, – Вересня уже стали утомлять эти бесплодные натуралистические изыскания. – А вы здесь живете?

– Разве я живу? Жизнью это не назовешь.

– Понятно. Вообще-то я другое имел в виду. Вы живете в этом доме?

– А что? – насторожился орнитолог-любитель.

– О Николае Лапоногове, актере, ничего не слышали?

– А что?

– Я его ищу.

– Зачем это он вам понадобился? Роль хотите предложить?

– Поговорить хочу.

– О роли?

– Почти. Не знаете, где его найти?

– Нигде. Умер Николай Лапоногов. Кончился. Весь вышел.

Что ж, все самые худшие опасения Вересня подтвердились и едва возникшая ниточка оказалась оборванной. А ниточка эта была важной, – подсказывала Боре интуиция. И что делать теперь?

– Давно он умер?

– Давненько. Положа руку на сердце, умер он не своей смертью. Убили его.

– Бытовуха? – соскочил на профессиональный сленг Вересень. – Зарезали по пьяной лавочке?

– О, если бы! – мужик повернулся к следователю и картинно воздел руки к небу. – Театральная жизнь, вот что его убило. Коллеги-завистники, бездарные режиссеры. И духота, духота! Унылая провинциальность мысли. А ведь он мог Гамлета играть! Макбета! И играл. И как играл! «Я смею все, что смеет человек! И только зверь на большее способен!»

Произнеся последнюю реплику, мужик чудесным образом преобразился. Он расправил плечи и как будто стал выше ростом. И Вересню на секунду показалось, что на груди мужика блеснула тяжелая геральдическая цепь.

Ворона, до сих пор спокойно сидевшая на контейнере, закаркала и захлопала крыльями. А потом сорвалась с места и, сделав круг почета на мужиком, улетела прочь. Это стало достойным завершением мизансцены.

– Лихо, – только и смог выговорить Вересень.

– «Золотая маска» 1999 года.

В ушах Бори сами собой зазвучали слова вахтерши Серафимы Никифоровны: «Актер слишком много шуму производит. На себя одеяло тянет, даже когда не на сцене. Речь поставленная. «Подает себя», как у нас говорят». И тогда его посетило неожиданное откровение:

– Послушайте. А ведь Лапоногов – это вы.

– Умер я! Умер!

Уже усеян

земной мой путь листвой – сухой и желтой.

Вересень пожал плечами:

– Ну, как хотите. А на вопросы отвечать все равно придется.

– Вы новый участковый, что ли, дражайший? – артист высшей категории вышел, наконец, из образа и уставился на Вересня.

– Не совсем. Но по тому же ведомству.

Лапоногов дернулся и попытался отпрыгнуть к помойке, но Вересень перехватил его за рукав.

– Стоять!

– Стою.

– У меня только пара вопросов. Оперативно ответите – оперативно отпущу.

Все так же придерживая лауреата «Золотой маски» за рукав, Боря достал фотографию Марины Даниловой и сунул снимок ему под нос.

– Знаете ее?

– Пятьсот рублей.

– Не мелковато для Макбета?

– Тысяча, – тут же поправился Лапоногов.

– Хорошо. Знаете ее?

– Бездарность, как и все остальные.

– Марина Данилова?

– Она. Я ее Махой зову. Махой одетой, не путать с Махой обнаженной. Застегнута на все пуговицы… В эмоциональном плане, понятно. Искры не высечь, сколько ни бейся. Затевались с ней спектакль делать, но разве с бездарностями можно сработаться?

– Что за спектакль?

– «М. Баттерфляй». Или нет… «Любовь под вязами». Или нет? С такими бездарностями даже водевиль Лабиша не осилить. Жалкие людишки без шекспировского размаха!

– А кто еще… затевался?

– Приятель ее.

– Фамилия приятеля.

На челе артиста высшей категории отразилась нешуточная игра страстей.

– Тысяча, – заныл он. И добавил. – Пятьсот. Тысяча пятьсот.

– Да вы не Макбет! – поразился Вересень. – Вы Шейлок [17] какой-то!

– Тысяча пятьсот, – продолжал стоять на своем Лапоногов.

– Черт с вами. Фамилия приятеля.

– Рупасов. Денис Рупасов. Такой же бездарь, как и Маха. «Similis simili gaudet», – говорили древние. Подобное тянется к подобному, вот и нашли друг друга…

– Данилова и этот… Рупасов… близкие друзья?

На этот раз такса не изменилась – полторы тысячи за вопрос.

– «Она любима, любит и страдает, но жадный рок несчастную терзает», – почти пропел Лапоногов.

– Понятно.

– Я могу получить свой скромный гонорар, дражайший? Или интересуетесь еще чем-нибудь?

– Пожалуй, этого будет достаточно.

Вересень порылся в карманах, извлек на свет божий мятую купюру в сто рублей и протянул ее Макбету-Шейлоку.

– Все, что есть. Извини, приятель.

– Все? – на глаза Лапоногова навернулись слезы. – Обманули бедного артиста?

Чтобы избежать неприятной сцены, Боря сдал назад и, не оборачиваясь, заспешил к выходу со двора. Вслед ему неслось монументально-горькое:

– Нет в Датском королевстве подлеца,

Который не был бы отпетым плутом!..

…Побывав еще в нескольких местах, Вересень вернулся домой только к половине девятого. Мандарин встретил его недовольным ворчанием, после чего отправился на подоконник и просидел там минут десять, демонстративно отвернувшись от хозяина и время от времени подрагивая хвостом. Чтобы хоть как-то привлечь внимание дурацкого парня, Вересень достал из пакетика, принесенного накануне капитаном Литовченко, лакомство. И постучал пахнущей рыбой палочкой по столу.

– А вкусняшку? Не?

Мандарин даже не сдвинулся с места и не повернул головы. Только хвост заработал быстрее.

– Ну, у тебя характерец, – пробормотал Вересень. – Давай по-хорошему. Я, между прочим, не гулял. Занимался делом. И потом… Я тебе предупреждал с самого начала. О работе. Бывают дни, когда ее невпроворот. И с этим придется смириться. Эй?