Золотой лук. Книга первая. Если герой приходит - читать онлайн книгу. Автор: Генри Лайон Олди cтр.№ 3

Конь? Живой кошмар.

Вдвое больше самой рослой лошади отсюда до Крита, он рыл землю копытом. Храп жеребца заполнял вселенную, врывался в уши разбойников, раздирал их, лишал слуха. Все звуки мира гасли, кроме этого храпа. Бешеные глаза горели двумя кострами, разведенными ночью в честь Гекаты Шестирукой. Пара мощных крыльев соткалась над крупом. Крылья бились, трепетали, превращая коня в Зевесова орла, кровопийцу Эфона.

Это было невозможно, но конь продолжал расти.

Горой нависнув над стариком, он вздернул верхнюю губу. Обнажились зубы, приличествующие скорее матерому льву. Слепец с большим трудом, кряхтя и охая, поднялся на ноги. Протянул руку, с трудом дотянулся, похлопал чудовище по шее:

– Тихо, дружище! Все в порядке, успокойся.

И дал совет разбойникам:

– Бегите. Он не станет вас преследовать.

Они стояли как одно целое: слепец и конь. Два тела как одно. И все-таки им чего-то недоставало. Кого-то? Сегодня был плохой день для таких размышлений. Эвбулей, мужчина средних лет и крепкого телосложения, точно знал: плохой, хуже некуда. Прежде чем пуститься наутек, он швырнул в старика кубком.

Старик поймал кубок на лету.

Конь и впрямь не бросился в погоню. Разбойники, убегая, делались меньше, превращались в глиняные фигурки, вылепленные малышней для забавы. Расстояние пожирало их, время доедало остатки. Делался меньше и конь. Не двигаясь с места, равнодушен ко времени и расстоянию, он терял грозный вид. Исчезли крылья, погасли глаза, сохранив обычный влажный блеск. Старик поднял котомку, достал лепешку, протянул коню:

– Будешь?

Конь не отказался.

Старик привалился к коню боком. Было видно, что калеке трудно стоять. Мелкая дрожь била старца. Казалось, он испугался только сейчас, когда спасся от лихих людей.

– Благодарю тебя, – пробормотал старик. – Хорошо, что явился ты. Этот щенок… Я чуял его запах: кислый, злобный. Он хотел убить меня. Что бы ни велел вожак, он хотел меня убить. Он меня не знает, ему просто нравится убивать. Как хорошо, что явился ты, Пегас! Мне даже страшно представить, что случилось бы…

Ноги отказали. Старик упал на тощий зад, вскрикнул от боли.

– Мне даже страшно представить, – повторил он хриплым шепотом, – что случилось бы, явись не ты, а он. Вряд ли он дал бы этим дуракам убежать. Я знаю тебя, я знаю его. Я знаю нас троих. И поэтому я знаю, что говорю.

Вечер опускался на дорогу, пыльную и каменистую. На Алейской равнине таких дорог тысячи. Здесь можно встретить кого угодно, даже самого себя. Что значит дорога? Время и расстояние. Можно пойти вперед, можно вернуться назад.

Даже если речь о времени, все равно можно вернуться назад.

Бродячие певцы знают мою жизнь лучше меня.

Они знают все, от первого вздоха до последнего хрипа; все, кроме правды. В этом есть здравый смысл: за правду не платят. Не дадут монетки, не нальют чашу вина. Кроме того, за правду можно схлопотать молнию с ясного неба.

Им нельзя, мне же можно.

Давайте я расскажу вам правду. Не из корысти, нет! Вряд ли вы окажетесь щедрее прочих. Но вечер долог, дождя нет. Мы сыты, сидим в тепле. Почему бы для разнообразия не скоротать ваше драгоценное время за моей недорогой правдой?

Первого вздоха не помню, врать не стану. А вы? Уверен, ваша память тоже не сохранила миг рождения. Вот детство – другое дело. Любовь и ненависть пускают корни именно там, в плодородной земле детства.

С него и начнем.

– Радость! Великая радость!

На лице гонца застыл ужас.

По взрослым часто не поймешь: радуются они, злятся или еще чего. Но ужас-то я сразу узнал! Такое лицо было у Делиада, когда Алкимен ему гадюку в постель подбросил. Гадюка оказалась дохлая, но Делиад-то не знал!

Гонец боится, сейчас лужу со страху напрудит. А кричит: «Радость!»

Почему?

Внутри меня все сладко замерло. Чудовище! Говорю вам, чудовище! Возле города объявилось, хорошее мое. Вот и ужас: небось, уже съело кого-нибудь. А радость – потому что подвиг! Папины воины который год от безделья маются: войны-то нет, даже самой завалящей. А тут – чудовище! Всем радостям радость! Воины убьют чудовище и станут героями. Потом устроят большой пир и будут радоваться еще больше, чаша за чашей, пока не напьются до козьих копыт.

Я принялся судорожно вспоминать всех известных мне чудовищ. Дракон Ладон? Ага, где мы, а где остров Гесперид! Тифон? Его Зевс уже победил. Медуза Горгона? Ее Персей убил, как раз на мой день рождения. Ехидна? Эта в своей пещере сидит, наружу носа не кажет. Драконица Дельфина? Нет, если бы она из моря вылезла, уже бы весь город знал. Циклоп? Кербер? Пегас?! Он вроде не чудовище…

Может, какое новое объявилось?

Папа воинов в бой поведет. Ну да, папа – кто еще? Воссядет на колесницу, возьмет два копья. Меч возьмет, щит. Жаль, меня не возьмет. Может, хоть издали дадут посмотреть? Нет, не дадут. Ну и ладно! Я дыру в стене знаю. Чудовище туда не пролезет. И взрослый не пролезет. А я пролезу! Проверял уже. Выберусь тише мыши – и за ними. Все-все увижу! Расскажу Алкимену и Делиаду с Пиреном, как дело было – они от зависти сдохнут! Они большие, с мечами и копьями упражняются. Мне, сказали, еще рано. Ну и пусть! Зато я увижу, как будут убивать чудовище!

Главное, выяснить, куда воины пойдут. И бегом, чтобы не отстать.

– Радость, господин!

Из дворца, никуда не торопясь, вышел Главк, правитель Эфиры. Мой папа. Ну да, не только мой. У меня трое братьев – всем Главк папа. И все братья – старшие.

Не повезло.

Папа остановился наверху широкой лестницы. О нашей лестнице всегда говорят – широкая, так как высокой ее назвать трудно. Пять ступенек, зато из белого паросского мрамора. Служанки моют-подметают трижды в день. Поэтому лестница всегда чистая и сияет. Папа любит стоять на самом верху и смотреть сверху вниз. На дворцовый двор. На крепость-акрополь. На Эфиру, раскинувшуюся под холмом. На Лехейскую гавань, где толкутся пузатые, как водяные жуки, корабли со всего света. А Кенхрейскую гавань отсюда не видно. Видно, не видно – все наше, в смысле папино, наше-нашенское до последнего камешка.

На море папа тоже любит смотреть, хоть море не наше, а Посейдоново. Постоит, скажет что-нибудь такое, что правителю положено – например: «Сегодня у меня важный гость. Никого не принимаю,» – и обратно во дворец уйдет.

Сейчас Главк Эфирский смотрел на гонца. Смотрел так, словно дворца не существовало. Ни крепости, ни города, ни даже моря. Гонец бухнулся перед владыкой на колени. Никакой это не гонец, дошло до меня. Гонцов я видел. Они молодые, да. А этот седой, лишь на затылке кое-где черные кучеряшки. Хитоны на гонцах яркие. Сами гонцы потные, в пыли, а все равно нарядные. У этого хитон простой, некрашеный, по подолу обтрепался. Вместо пояса – веревка. У ног посох валяется.